ГлавнаяКнига 1Книга 2 |
МИРОН ВОЛОДИН "БУМАЖНЫЕ ИГРУШКИ"КНИГА ПЕРВАЯЧАСТЬ ПЕРВАЯ (4)Секретарша, больше похожая на фермершу, встретила Бачинского стоя, умиленно скрестив руки у себя на груди. – О, пан еще так молод! Приятно будет работать под руководством пана, – видимо, она уже все о нем знала, потому что говорила по-украински, а не по-польски, оставив за собой лишь привычное обращение в третьем лице. – Пан может целиком мной располагать. Любые вопросы! – Да, да, непременно, – пробормотал Бачинский. – Вы так любезны! Благодарю вас! «Надо будет поскорее избавиться от этой доярки», – пообещал он себе на пороге своего кабинета. Терех явился поприветствовать его в новом качестве. – Послушай, избавь меня от этой примадонны, – застонал Бачинский. – Ей бы коромысло в руки! Когда она вырастает на моем пути, мне хочется стать невидимым. – Не беспокойся, мы подыщем ей какую-нибудь должность с повышением. – Неужели трудно было найти симпатичную девушку лет двадцати с стройной фигуркой и приятными манерами? – Блондинку, брюнетку? – Что? – Я спрашиваю, кого бы ты хотел посадить на ее место. Секретарша в это время совершенно беспечно болтала по телефону, рассказывая, какой у них появился интересный молодой директор. – Пора тебя представить персоналу, – напомнил Терех. Но в его глазах Бачинский повел себя очень странно. – Нет, нет! – быстро возразил он. – Еще рано. Терех удивился, но лишь пожал плечами: – Ну как хочешь. Тебе видней. – Достаточно, что меня знает руководящий состав, – прибавил сконфуженный директор в свое оправдание. – Да, кстати! – вспомнил он, снова возвращая себе инициативу. – Что рабочие, не требуют повышения заработной платы? У Тереха появилось нездоровое предчувствие. – Насколько мне известно, нет, – ответил он, стараясь ничем себя не выдать. – Удивительно. Я-то слышал как раз обратное. Кажется, они собираются начать забастовку. Предчувствие предчувствием, а Терех ушам своим не поверил. Откуда Бачинский мог узнать?! – Кто тебе такое сказал? – поинтересовался он с напускным равнодушием. – Какая разница? – Бачинский пожал плечами. – Слышал, и все тут. Очевидно, он не признается. – Пускай идут работать, – бросил Терех раздраженно. – Я сам из такой же рабочей семьи. А своего добился не на трибуне. Но этим лишь бы из кабака не вылезать, а причина всегда найдется. В окно было видно, как на противоположной стороне улицы какой-то полоумный кормил голубей. За этим занятием Терех видел его каждый день в одно и то же время. Он выяснил, что тот в лавке покупал крупу, которую затем пригоршнями рассыпал по тротуару. Голуби бродили вокруг него стаями. – Забота о нищих – путь в никуда, – продолжал он, стоя у окна. – Они плодятся как голуби, не задумываясь о будущем. Нет! Мир так устроен, что каждый должен сам заботиться о себе. А если ты все же пойдешь против природы, она отплатит тебе так же, как и голубь, притащивший за собой птенцов на кормежку. И так без конца. Рано или поздно, а все же придется бросить их на произвол судьбы. Если это голодная смерть, то ты обречешь на нее уже не одного, а десяток своих питомцев. Вот она, твоя гуманность! – Ты это обо мне? – удивился Бачинский. – Но я пока ничего не говорил. – Наверное, я опережаю события, – признался Терех. – Но как бы там ни было, а большинство рабочих – лодыри. Попробуй дать им лишний выходной, но так, чтобы желающие могли выйти на работу. Как ты думаешь, кого будет больше: тех, кому нужны деньги, или тех, кого устраивает нынешнее положение дел? Полагаю, ответ известен. Но тогда, значит, и расценки они требуют повысить не затем, что им мало платят, а затем, что хотят меньше трудиться! – Терех перевел дух. – Извини, Марьюш, но каждый раз, когда я выслушиваю их претензии, меня прямо выворачивает наизнанку. Бачинский положил руку ему на плечо в знак того, что понимает, о чем речь. – Если не ошибаюсь, ты отвечаешь за производство? Терех насторожился. – Я. А в чем дело? – Стало быть, сводки по цехам у тебя? – Ну конечно. Я регулярно докладываю Зёлецкому. – Вот и прекрасно! Только теперь сначала докладывай мне. – Да, Марьюш! Как скажешь. Терех отвел взгляд. Да! Зря он послушал Зёлецкого и первый не рассказал Бачинскому о забастовке. На Зёлецкого ставить больше нельзя. Его час пробил. Бачинский промолчал. Терех собрался уходить. – Ну, не буду тебя отвлекать. Если понадоблюсь, твоя секретарша быстро меня найдет... Да, да, помню! – мгновенно отреагировал он на то, как Бачинский театрально схватил себя за горло. – Новая секретарша! Непременно! Положись на меня. *******Одну за другой вытаскивал Терех фотографии, взятые из архива. Бачинский брал в руки, морщился и швырял в общую кучу. Терех невозмутимо подавал следующую. – А вот эта? Взгляни-ка. Чем не красавица? В ответ Бачинский напевал: «Сердце красавицы склонно к измене...» – и отправлял снимок туда же. Но у Тереха ими были набиты карманы. – Ладно, – вдруг сказал он. – Я так и чувствовал, что этим все кончится. На, держи. На стол перед Бачинским лег снимок Юстины – снимок недавний, только прическа другая. Он чуть не закричал. Терех довольно усмехнулся. – Ну как? Я все-таки знаю твои вкусы. Бачинский перевел дыхание: нет, Гжегож ничего не знал. Задержавшись на снимке вдвое дольше обычного, он нехотя отправил его к остальным. Лицо Тереха покрылось пунцовыми пятнами. – Нет, ты меня, конечно, извини, но я тебя не понимаю. Что тебе, в конце концов, нужно? Я ведь нашел девушку точно по твоему описанию. Все, как ты хотел! *******В шесть часов вечера Бачинский шел улицей, на которой жила Юстина, помня только об одном: он должен повидать ее раньше, чем это превратится в наваждение. Прилично одетый господин вышагивал впереди него, постукивая тросточкой о брусчатку. Тротуар был так узок, что если две болтушки случайно встретятся у дома, то, чтобы с ними разминуться, следовало сойти на проезжую часть, выложенную булыжниками. Грязный мальчуган подскочил с протянутой рукой. Господин только отмахнулся и зашагал дальше. Мальчишка кинул на Бачинского равнодушный взгляд, все еще выражавший досаду, и отступил на тротуар. Но Бачинский, не позволив ему исчезнуть, окликнул: – Эй! Поди сюда! Поистертый пиджачок от Текли не внушал доверия. Мальчишка критически поджал губы. Но в конце концов послушался, пускай и неохотно, неудача сделала его сговорчивее. – Хочешь заработать двадцать грошей? Конкретная сумма пробудила в мальчишке деловой интерес. Он посмотрел на Бачинского оценивающе – исподлобья. – А что надо? – спросил он осторожно. – Видишь этот дом? – кивнул Бачинский. – Сходи к консьержу и отдай ему записку для панны Юстины. – Пан смеется! В этом доме нет консьержа. – Ну хотя бы дворник-то есть? Узнай у дворника, в какой квартире она живет, поднимись и отдай записку ей в руки. Бачинский быстро набросал два слова карандашом на плече у мальчика. Тот взвесил на ладони монету в двадцать грошей, почесал себя за ухом и степенно направился к дому. Спустя несколько минут вернулся с той же запиской в руке. – Ее нет дома, – сообщил он, возвращая записку, но только не деньги. – Старуха говорит, она еще не пришла с работы. Бачинский полез за второй монетой. – На вот, держи еще. Будешь следить за входом, и как только она появится, вручишь записку. – За двадцать грошей? – мальчишка презрительно фыркнул. – Нашли дураков! Сами следите! – Смотрите-ка! Маленький вымогатель! Ну хорошо, вот тебе злотый. Мальчуган с достоинством опустил блеснувший кругляк в карман штанов. – Ладно уж, так и быть, подожду эту вашу панну. Бачинский описал, как она выглядит. Затем отправился к «Шинкарю», это было в десяти минутах ходьбы. *******Когда Юстина подходила к дому, ей наперерез вышел соседский мальчишка. – Дай Боже, панна Юстина! Она задержалась, чтобы ответить на приветствие. – Дай Боже!.. Что это ты сегодня такой вежливый? – А это потому что на вас я неплохо подзаработал. В ее глазах отразилось удивление. – Какой-то псих дал мне злотый за то, чтобы я вас дождался вот с этой запиской, – пояснил тот, вытаскивая руку из кармана. Пока она читала, мальчишка прибавил насмешливо: – Тоже мне, богач в заплатах! Прочитав записку, Юстина озабоченно помяла ее в руках. После чего, не сказав ни слова, вдруг развернулась и заторопилась той же дорогой к «Шинкарю». *******Бачинский скромно сидел за столиком при стене, в малоосвещенной части кабака и дудлил ненавистное пиво. Его пугала перспектива попасть под власть собственной служащей, которая при этом, быть может, даже и не вспоминала о нем. И сам же прилагал усилия, чтобы в этом увязнуть! Он постарался сесть лицом к двери и с надеждой поднимал глаза всякий раз, когда раздавался скрежет петель. Поэтому Юстину он увидел сразу, не успела она перешагнуть порог. Он помахал ей рукой. Она смело подошла и села за столик – не напротив, а рядом. Этот знак он расценил как обнадеживающий. Правда, все равно немного потерялся из-за долгого ожидания, но она помогла ему, достав его записку. Он быстро начал входить в роль, и тут же вернул себе уверенность. – Должен предупредить, – сказал он, – дирекции известно все, о чем говорилось в этих стенах. Слово в слово. Ей также известно о ваших планах, о готовящейся забастовке. Юстина с сожалением покачала головой. – Поздно, – ответила она. Похоже, новость ее не удивила. – Как – поздно? – не понял Бачинский. – Сегодня рабочим выплачивали задержанную зарплату. Да к тому же, пообещали повысить расценки. Конечно, мы могли бы потребовать большего, но теперь за нами никто не пойдет. Мы проиграли. – Проиграли?! О чем ты говоришь! Судя из того, что я слышу, все обернулось как нельзя лучше! Никакой забастовки, и при этом вы получили то, что реально собирались получить. – Рабочие, но не профсоюз! Профсоюз остался ни при чем, понимаешь это? – А-а! Теперь понимаю, – иронически усмехнулся Бачинский. – И вы туда же! Поглощенная проблемой профсоюза, Юстина не заметила иронии. – Мы догадались, что они как-то пронюхали. Нас кто-то выдал... Мы даже подумали, что это ты. Бачинский захлебнулся глотком пива. Она похлопала его по спине. – Да, теперь я вижу: подозревать тебя, это было опрометчиво. Мы ошибались. Прости! – По крайней мере, я избавлен от подозрений! – Кстати, как ты узнал? Этого неприятного вопроса Бачинский, безусловно, ждал. – Я знаю того, кто это сделал. – Ты знаешь, кто нас выдал дирекции?! – Я ведь уже сказал. Но если ты ждешь, что я назову его имя, то глубоко заблуждаешься. Это было бы несправедливо по отношению к нему, поскольку он это сделал, сам того не желая. Бачинский слукавил: ему только что пришлось преодолеть искушение. Имя самой Юстины и впрямь могло сорваться у него с языка, не совладай он с собой, так ему вдруг отчаянно захотелось ее уничтожить в отместку за причиненные страдания. Юстина рассматривала его в упор. Вспышка гнева в ее глазах уступила смирению. – Хорошо, – сказала она, – я и так тебе верю. Только можно было не торопиться. И... не стоило тратить злотый. Бачинский сконфузился. – Мальчишка разболтал! – Твой дневной заработок!.. Но все равно, я очень тронута, – она с нежностью накрыла своей ладонью его. От этого прикосновения у него приятно защемило сердце. Одно отравляло: это была благодарность за профсоюз; он ее добивался и наконец получил. *******Окно нижнего этажа, забранное решеткой, выходило во внутренний двор, видевший солнце разве что в полдень. Серый свет едва наполнил комнату с железной кроватью, большим платяным шкафом и кафельной печью. Не привыкший к сумрачному утру, Бачинский впотьмах долго валялся в постели, то открывая глаза, то закрывая снова в ожидании дня. Кроме всего прочего, он боялся разбудить Юстину – зря: уснув поздно, она теперь спала как сурок. Тем временем его ублажало сладкое ощущение расслабленности и раскованности. Оказалось, что подчиняться иногда бывает во сто крат приятнее, чем подчинять себе других. Он, глава крупной компании, никогда бы не подумал, что может придти к такому странному выводу. С ней он чувствовал себя совершенно другим человеком, вовсе не тем, кем был раньше. Быть может, только с ней он и был самим собой. Повлияло и то, что она оставалась его служащей. Все перевернулось с ног на голову. Эта двойственность положения и пугала, и все больше затягивала его в свою увлекательную игру. Юстина потянулась. Увидев, что она проснулась, он нежно поцеловал ее обнаженное плечо и устроился у нее на груди. Она взъерошила его волосы. – Ты мой, – прошептала она. Он не возражал, счастье сделало его сговорчивым. – Был у тебя кто-нибудь раньше? – спросила она. – Был, да, но... Прикрыв ему рот своей ладонью, она заставила его замолчать. – И больше не будет никого, ни одной женщины, – властно потребовала Юстина, уточнив. – Кроме меня. Я не хочу, чтобы ты когда-либо принадлежал другой. Его растрепанные волосы щекотали ей подбородок. Она потянула носом. – Ты что, пользуешься французским одеколоном? Это было как ведерко холодной воды. Он испугался: правда была не ко времени. Но что же придумать? – С чего ты взяла? – он просто тянул резину, оттягивал момент, когда она начнет что-то подозревать. А может, не начнет, может, еще не сегодня? – Очень приятный запах, – продолжала она. – Наши парни пахнут прямо-таки отвратительно. У тебя хороший вкус... Но что это за одеколон? Не могу вспомнить. Неплохо бы отвлечь ее чем-нибудь... – Что тебе еще во мне нравится? Замечательно! Лучшего оправдания, чтобы потешить честолюбие, в его жизни уже не будет. – Ну... ты мне нравишься, потому что совсем непохож на других. Они грубы, ты – нет. И выражаешься изящно, без ругани. Ты такой... утонченный. Те парни, которых я знаю, не выбирают выражений, – добавила она брезгливо. Его окончательно спасло то, что из коридора вдруг донесся хлопок двери и послышались шаркающие шаги под самой дверью спальни. Оба не сговариваясь замерли. После того, как шаги стихли, Юстина пояснила, оправдываясь: – Это моя тетя. Она никогда не встает так рано. Обычно после меня. Она догадалась, запрокинув голову, посмотреть на настенные часы. Даже Бачинский через прикосновение почувствовал, как она вздрогнула. – Боже! Какой ужас: девятый час! Хотя ему было невдомек, почему из-за этого нужно так волноваться. – Ну и что? – безразлично спросил он, потягиваясь в постели. – Как это, что? – она, напротив, чуть не задохнулась от возмущения. – Я же опоздала на работу! – Разве? – поинтересовался он вяло, попрежнему не разделяя ее беспокойства. Она спустила ноги на пол, он постарался удержать ее за руку, но Юстина решительно выдернула ее. – Тебе, как я думаю, повезло, видно, ты идешь во вторую смену. А вот мне придется объясняться с мастером. Какой кошмар! – загодя простонала она. – Представляю себе. Она напомнила ему, что он стеклодув, и это его развеселило. Но стоило ему вспомнить о кредитах на реконструкцию, как он пожалел, что не стал стеклодувом. Юстина уже почти оделась. Оглянувшись и увидев его нежащимся в постели, она рассердилась. – Что ты себе позволяешь? – А что? – Бачинский по инерции разыгрывал непонимание. – Ты собираешься уйти вместе со мной или хочешь остаться в этой комнате и после моего ухода? У меня, кажется, и без тебя будет достаточно неприятностей. Упрек подействовал. Он вскочил с кровати и мигом оделся. Юстина осторожно выглянула в коридор. Бачинский не настолько же боялся встречи с теткой, но если она так считает... С его точки зрения, все это было очень забавно. |