МИРОН ВОЛОДИНОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ БЛЕСК БРИЛЛИАНТОВГлава 2А дальше было так. Я готовил группу из тридцати человек для отправки в Испанию – на заработки. Заминка была из-за виз. Но я полагался на Хариша, который меня уверял, что и в консульство у него есть ходы, и что его знакомый запросто решит проблему. В конце концов я его достал с этим знакомым. Тогда он направил меня к некоему Валерию Алексеевичу, который, как оказалось, впрочем, занимал весьма скромную должность, и не в консульстве, а в отделе регистрации. Мои наихудшие опасения начали сбываться. Пока я из последних сил старался успокоить клиентов, перенося сроки со дня на день, дело прочно стояло на месте, никто даже и не думал им заниматься. Этот Валерий Алексеевич, избавляясь от меня, словно от какого-то пьяницы, на пороге кабинета равнодушно пожал плечами: «Я вашему Харишу ничего не обещал». Уходил я, будучи вне себя от горя. Нет, мое отчаяние на самом деле не имело границ. Моя очередь была объясняться с моими доверителями, и, в отличие от названного Валерия Алексеевича, я-то им всем кое-что обещал. Наилучшим выходом было бы сейчас сломать ногу, в глазах общества это меня оправдало бы. Но моя нога до сих пор оставалась цела, а расплата приближалась неумолимо. Был там один, который сомневался больше других. На него шикали – у меня были союзники, особенно среди женской половины. Как я теперь посмотрю им в глаза? «Все поначалу говорят красивые слова», – уныло вставлял он. «Мы не все, – с гордостью за фирму отвечал я. – Скоро сами в этом убедитесь!» Ну вот, теперь убедятся. *****Они потребовали вернуть деньги. Хариш принял эту новость с благодушным спокойствием. – Вернем, обязательно вернем. Так и передай. На этот раз я ему не поверил. – Значит, они могут их получить? – настойчиво поинтересовался я. Хариш был невозмутим. – Касса пуста. Пусть немного подождут. Ага! Я был прав. – Но это же их собственные деньги! – упрямо сдвинув брови, напомнил я. – Ну так и что? Мы ведь не отказываемся. Сказал, вернем, значит, вернем. Когда? При первой возможности. Может, через неделю… Или нет. Лучше скажи им, пусть заглянут в следующем месяце. *****– «В следующем месяце»? – повторил недоверчивый клиент и печально покачал головой. – Вот как! А этот месяц вы решили просто взять и вычеркнуть? Зря! Боюсь, что для вас он закончится немного раньше. Они меня живым не выпустят, подумал я. Но больнее всего меня задели слова той, которая меня обычно поддерживала. – Как вам не стыдно! Вы еще так молоды, а уже погрязли во лжи! *****В своем подъезде я не удержался, и оглянулся-таки: мне все время казалось, будто я слышу затылком чье-то настигающее дыхание. Я влетел к себе домой, не будучи уверенным, что они не придут следом. Меня всего трясло. Очевидно, меня не поколотили лишь потому, что я с позором бежал с поля боя. Хариш! Вот кого бы я сейчас растерзал. Татьяна решительно преградила мне дорогу. – Что случилось? На тебе лица нет. Я себе представляю! К счастью, мамы не было дома. Сестре я еще мог признаться. Я думал, она или схватится за голову, или начнет меня ругать, по праву старшей сестры, но ничего этого не произошло. Она лишь сосредоточенно нахмурила брови, а узнав, что я так и не подал заявление в университет, тут же спросила, когда заканчивается прием. На секунду я растерялся: ведь я совершенно забыл об этом! Ну конечно, университет! Какое счастье, что за тебя уже все давно решили! – Где документы?.. Поехали, – отрывисто бросила она и потащила меня за собой. Улица была пуста. Надеюсь, за пять лет я полюблю банковское дело, подумал я, снова выходя из дому. По крайней мере оно не настолько опасное, как туризм. *****Я готовился к экзаменам и уже совсем было выбросил из головы эту историю моего знакомства с Харишем, как совершенно неожиданно она всплыла в тот момент, когда я был уверен, что с этим покончено навсегда. Однажды, проходя мимо витрины ювелирного магазина, я не устоял перед искушением и осторожно потянул на себя дверь. Иногда я это делал, но чисто из интереса, а не как раньше, ради какой-то цели. Это увлечение – вот все, что мне осталось на память после тех дней. Меня стало тянуть к камням с тех пор, как я научился понимать их красоту. И вообще, приятно чувствовать свое превосходство, особенно когда рядом вызывающе одетые напомаженные дамочки, с гордым видом разглядывающие содержимое витрин. – Сколько в нем карат? – спрашивает одна такая у продавщицы. – Около пяти, – отвечает та. – А в этом? Продавщица наклоняется. – Четыре с половиной. Дамочка удивляется. – Как! А стоит дороже?! Меня разбирает смех. Они думают, если камень небольшой, то и стоимость должна быть ниже. Какая наивность! И эти расфуфыренные вчерашние школьницы строят из себя светских дам! А я раньше еще смотрел на таких вот, которые выходят из «Мерседесов», как на звезд. Вот глупец! Я скользнул рассеянным взглядом по аккуратному ряду дорогих украшений. В этом ряду – самые дорогие. Рубины ценятся кроваво-красные с фиолетовым оттенком – «голубиная кровь», сапфиры голубые или васильково-синие. Желтый оттенок понижает цену бриллианта, голубой повышает ее. Хотя настоящих камней тут раз-два и обчелся. Больше гранаты, бирюза и всякие поделочные. Я узнавал их на расстоянии. Обнищал народ! И кошельком, и духом. Я начал уставать. Одна мелочь! И тут я ее увидел. Что за чудеса? Я был уверен, что во всем городе только одна такая брошь и существует, и я ее сам продал той старухе с накладными ресницами… Или может, я сплю? Я даже глаза протер. Аметист в золотой оправе. А золото очень идет к фиолетовому цвету аметиста. Почему раньше я этого не замечал? Я перевел дыхание и подозвал продавщицу. – Это настоящий темный аметист, – пояснила она, как будто я и сам не видел, – брошь работы Нино Брутти. Она замерла в ожидании. Очевидно, она считала, что мною движет простое любопытство, и не спешила выдвигать витринное стекло, пока я не настоял. Давно у меня так от волнения не дрожали руки. Да! Это был тот самый шестнадцатикаратник. Работа на Нино Брутти не прошла для меня даром. За это время я кое-чему научился. Те же грани, те же переливы тонов. Каждый камень единственный в своем роде. Я его отлично помнил, много раз держал в руках. Вот только здесь он был гораздо дешевле. Я продал его за тысячу семьсот, а сейчас он стоил всего лишь тысячу. Сначала тысячу пятьсот, судя по перечеркнутой сумме на ценнике, потом тысячу триста, потом тысячу. Против моей тысячи семьсот: разница составляла семьсот гривен. Я все понял! Такова была цена моего успеха. – Будете брать? – напомнила о себе продавщица, в этакой вежливой форме стараясь отнять у меня брошь, и тогда я вспомнил, что она уже не моя. Я уже знал, что Олег Семенович обычно заезжает домой на обед, и улучил момент, когда под окнами появится его новый «Мерседес». Я позвонил в дверь. Открыла его жена. Смерив меня вопросительно-высокомерным взглядом, дождалась, когда я потребую Олега Семеновича. Из глубины послышался беспокойный голос Йоськи: – Кто там? Но г-жа Дзюбенко строго на него прикрикнула: – Ешь и не высовывайся! Это не к тебе! Олег Семенович показался в коридоре, на ходу срывая салфетку. Я думал, он по крайней мере дома снимает галстук. В летнюю жару только укоренившаяся привычка могла заставить его терпеть такое неудобство. Я так увлекся изучением его галстука, что когда он посмотрел на меня, совершенно растерялся. – Даня? Звук его голоса привел меня в чувство. Я начал вспоминать, зачем пришел. – Э-э… Ваше предложение еще в силе? На что Дзюбенко пошире раскрыл дверь. – Входи! – Но только деньги вперед! – поспешно предупредил я, одной ногой переступив порог; я уже полностью себя контролировал. Он понятливо кивнул, прячя улыбку и закрывая за мной дверь. – Не съешь котлету – не получишь мороженое, – снова услышал я. Пахло жареным. По крайней мере, не тефтелями. Что я действительно ненавидел, так это тефтели. Хотя подозреваю, что Йоська так же относился к котлетам. – Сюда, – Олег Семенович увел меня подальше от столовой, где, как я понимаю, был Йоська. Мы оба не хотели, чтобы этот торг слышал его сын. Я держал руки в карманах, это придавало мне уверенности. – Итак, тебе понадобились деньги, – догадался он. – Сколько? *****Тефтели я возненавидел, когда мама стала приносить их, уже почти готовые, от одной ведьмы, старой карги, у которой она подрабатывала в качестве домашней прислуги. Неделю она, неделю ее знакомая, полгода назад предложившая ей эту работу. Нам нужны были деньги. Я был против, но она все равно копила на мое обучение. Они называли ее шейхиней. Ее муж погиб где-то в Арабских Эмиратах, и теперь оттуда шейхиня получала пенсию, которой хватило бы, чтобы у нас прокормить десятерых. Сама палец о палец не ударила. Но, естественно, оправдывала такое положение вещей, говоря, что «это ей компенсация за кровь мужа». Всего лишь на часть этих денег она содержала собаку и прислугу. Отработав недельную смену продавщицей в магазине, всю следующую неделю моя мать готовила, убирала, выгуливала собаку и терпела капризы вздорной мегеры. Старуха, одной ногой стоящая в могиле, тщательно проверяла чеки из магазина и требовала замерять термометром температуру чая. Понимая, что они должны были к ней испытывать, она им отвечала взаимностью. Она-то и заставляла маму готовить эти самые тефтели. Беззубая ведьма не могла осилить бифштекс, поэтому нам тоже приходилось ими давиться. Мама знала, как я их ненавижу, но каждый раз просила у меня прощения и обещала, что это в последний раз, а через два дня не могла устоять, и все повторялось сызнова. По крайней мере сегодня я их есть точно не буду. Мама пришла усталая из магазина и сразу начала разогревать холодный картофель. – Кто-нибудь еще будет ужинать? Она и сейчас не забывала о нас! Нет, мы с Татьяной поели. Она перехватила булочками по дороге, а я отварил себе пару сосисок из туалетной бумаги и проглотил с кетчупом. Лучше безвкусные сосиски, чем тефтели. – Наш сосед сверху предложил мне давать уроки его сыну оболтусу, – сообщил я деланно безразличным тоном. – Обещает платить по полтиннику за каждый час. Я не знал, что это произведет такой эффект. Мама изменилась в лице. – Это какой сосед? Я смутился, почуяв неладное. – Олег Семенович. – Ну так откажись, – потребовала она спокойным, но твердым тоном, и увеличила огонь. Масло зашипело, растекаясь по сковородке. – Почему, мама? Что здесь плохого? Нам ведь нужны деньги! – я даже к этой уловке прибег, зная, как она мечтает видеть меня студентом университета. В другое время она бы смягчилась, но сейчас и это не помогло. – Деньги – моя забота! А ты не смей к нему подходить! Я глазами попросил помощи у сестры. – А в самом деле, почему бы Дане не позаниматься с мальчиком? – осторожно поддержала она меня. – Хватит! И слышать ничего не желаю об этой семье! По кухне разошелся запах подгоревшего картофеля. Мама яростно принялась скрести по дну сковороды. – Ну хорошо! – она в сердцах швырнула вилку, и так картофель уже не спасти. – Вы хоть знаете, чем этот ваш… Олег Семенович зарабатывает себе на жизнь? Я безразлично пожал плечами: а мне-то какое дело? – Ну так поинтересуйтесь! – продолжала мама. – Его квартирный бизнес того стоит. Ваш сосед скупает жилье у опустившихся алкоголиков: сначала заносит им ящик водки, а через неделю, когда они теряют человеческий вид, является с нотариусом. Он попросту превращает их в бомжей. Теперь ясно? Наконец она сказала то, что вертелось у нее на языке. После этого наступило неловкое молчание. Татьяна потупилась, что же касается меня, то мне было над чем задуматься. Вернувшись в свою комнату, я кинул безнадежный взгляд на антресоль шкафа, забитого одеждой: внутри ее в полумягком сиреневом футляре из чего-то там была спрятана брошь – аметист в оправе из золота. *****Несмотря на дружбу с Йоськой, раньше мне никогда не приходилось бывать у них дальше порога. Подозреваю, что его мама меня недолюбливала, как и вообще друзей, которых он выбирал себе сам. В его комнате я обнаружил нечто висящее на стене, на самом видном месте. Это было написанное им собственноручно торжественное обязательство: «я, такой-то, даю обещание во всем слушаться родителей, не хулиганить, не сквернословить, переходить улицу только на зеленый свет, учиться не ниже чем на шесть баллов и т.д». Целых двенадцать пунктов. А внизу приписка: «выполнив все эти условия, в конце недели я получу пять гривен на карманные расходы». В свое время я мог просить и больше, и никто при этом не ставил мне условий. Йоська занервничал и попытался меня оттащить от стены, но опоздал: я уже успел прочесть. Заодно я представил, как его добропорядочный отец носит водку алкоголикам. У меня с собой была книга о маленьком скитальце, семью которого коварные злодеи хитростью позбавили крыши над головой. Лишенному крова, ему приходилось жить в грязных клоаках, терпеть нужду и побои. Когда-то она и меня заставила переживать. – Ну вот, – сказал я, – начнем с диктанта. Йоська с готовностью придвинулся к столу и раскрыл тетрадь. Я нашел страницу, где бездушные злодеи выгоняли из дому неспособных платить бедняков, пуская их по миру. Искоса я следил за тем, как лицо Йоськи, пыхтевшего над тетрадью, мало-помалу становилось серьезным и даже хмурым. Я выбирал самые пронизывающие строки. Я расчетливо держал паузы в нужных местах. Наконец Йоська побагровел, как будто лично ему нанесли оскорбление. – Почему бедняки позволяют негодяям так с собой обращаться? Почему они не оказывают сопротивления? – Они ничего не могут сделать, – ответил я, прячя улыбку. – Они обмануты. Теперь закон против них. Йоськины пальцы сжались в кулаки. |
|