Мирон Володин. Объект Рузаевка

Глава 1.1

Макар не сразу понял, что его разбудило. С трудом он приходил в себя. Несколько часов безмятежного сна унесли его так далеко, что успели обмануть ощущение реальности.

Только теперь до его сознания дошел грубоватый окрик сержанта: «Рота, подъем!.. Тычков, второй раз будить не стану, через две минуты быть на дворе!».

В ушах еще звенит вкрадчивый шелест прибоя, нисколько не заглушающий его знакомый голос, но чей? – он хочет узнать, оборачивается – и, ослепленный заходящим солнцем, видит один только силуэт, но в то же время чувствует на себе его притягательную силу... Кто это был? Он так и не узнает.

Разочарованно поднялся он с грязного матраса, на котором спал, прикрывшись ватником, отыскал берцы. Встал с койки и, пошатываясь, побрел к выходу.

Белый снег под просветлевшим небом полностью ослепил его. Выстелив все, что можно – домик, деревья, поле перед домиком, – снежные хлопья все еще кружились над головой, продолжая мягко опускаться слой за слоем на утренний покров. Под караулку приспособили бывший жилой дом, одноэтажный, всего из нескольких комнат. Сохранились подновленная изгородь, несколько пристроек, без которых не обошлось бы ни одно мало-мальски приличное хозяйство, колодезь и небольшой сад; летом его нещадно обирали солдаты – теперь же, по крайней мере, он заслонял пустынное, заброшенное поле. С другой стороны дома проходила дорога. За ней – глубокий овраг, дальше луг и нехоженный лес, огромное забытое человеком пространство. Снега навалило выше колен, от этого приземистый дом, казалось, опустился еще ниже, а толстый покров смягчил острые углы.

Алексей Федоров, молодец одного с ним призыва, уже стоял полураздетый по колена в сугробе и растирал себя снегом.

Рогов принес две лопаты и, прочертив ими границу, воткнул в сугроб.

– От сих до сих. Чтоб было чисто, – и куда-то исчез.

Макар вздохнул, окончательно простившись с приснившейся мечтой, и нехотя взялся за лопату. Федоров, будто не расслышав слов сержанта, играл бицепсами в подражание бодибилдерам.

– Ну как? – он продемонстрировал очередное достижение.

Вместо сержанта прибежал здоровенный пес, черный, лохматый, и, набросившись на лопату, принялся ее остервенело грызть.

– Дембель! Дембель! – позвал Макар, но пес не удостоил его внимания.

Федоров вырвал у него из пасти лопату и забросил чем подальше. Дембель, прыжками выныривая из толщи сугробов, помчался за ней и под восторг публики притаскал к ногам, сам весь вывалянный в снегу. Федоров одобрительно потрепал его за уши, но тому оказалось мало, он проскользнул у бодибилдера под рукой и, подхватив ремень, висевший на перилах крыльца, стремглав метнулся за угол дома.

– Ах ты, воришка! – спохватился Федоров и бросился вдогонку, на ходу натягивая фуфайку.

Макар кинулся наперерез, отсекая хитрецу самый коварный путь – в охраняемую зону.

Дембель увлек их через дорогу, в сторону леса. Вдали маячил быстроудаляющийся черный силуэт. В беге с ним тягаться, конечно, бесполезно, только свежевыпавший снег не оставил ему ни одного шанса скрыться от погони. Парни замедлили ход, все чаще останавливаясь для передышки. Куда бы он делся? Все же караулка успела спрятаться за холмом. Дембель завел их просто в лес, и теперь они были вынуждены, проклиная пса, пробиваться сквозь чащи, через которые ничего не стоило проскользнуть четвероногому другу. Лес был смешанный, густой и нехоженный, иногда им приходилось делать большой изгиб, чтобы обойти заросли, а потом снова искать след.

– Здесь, – Федоров остановился у разложистой, распластавшейся прямо-таки на земле ели, вокруг которой был вытоптан снег.

Приподняв тяжелые ветви, они и впрямь обнаружили целую свалку вещей, составлявших собачью радость: от сломанной ложки до погрызенного офицерского сапога. Можно было удавиться со смеху.

– Интересно, у кого это он его спер?

– Не знаю, но какой-то прапор уж наверняка вернулся домой в одном берце!

– Зато Дембель при полной амуниции, – добавил Федоров, отряхивая от снега

свой ремень.

Около караулки одновременно с ними подъехал, тяжело взбираясь вверх под уклон, прапорский «газик». Водительскую дверку открыл прапорщик Карабанов, в руке он держал бумажный сверток, из которого соблазнительно торчал край копченой колбасы. Подозвав солдат, Карабанов указал на котелки с завтраком. Сам отправился вперед, миновал крыльцо и вошел, потрудившись над замком, в небольшую пристройку, используемую как кладовая.

– Гляди-ка, – в спину ему зло бросил Федоров, неся будто глину котелок с разбавленным картофельным пюре.

Они разместились вчетвером на лавках за длинным дощатым столом, лишь наполовину покрытом клеенкой, безучастно передавая друг другу миски с картошкой, по очереди выбирая куски желтого сала с остатками мяса и отламывая недорезанные до конца грубые куски хлеба. Трое, в их числе сержант, не принимали в этом участия. Один из них принес и развязал вещмешок, в котором многозначительно звякнули бутылки, и они в подробностях обсуждали между собой наличие еды и выпивки в ожидании, когда освободится место за столом.

– Нас пятеро, – подсчитывал сержант, – получается по четверти на каждого.

– Нужно было не брать консервы, все равно мы их не съедим столько. Тогда хватило бы еще на бутылку.

– Ладно, мы Кеше много наливать не будем, а то придется его на себе тащить.

– Слушай, Рогов, как быть, мне же заступать через смену?

Голоса притихли. Спустя мгновенье сержант поинтересовался:

– У тебя какой пост?

– Третий.

– Третий, – задумчиво повторил Рогов, обводя взглядом сидящих за столом. – Сейчас уладим... Тычков!

Макар оглянулся.

– Поди-ка сюда.

Он послушно встал, подошел. Рогов сидел, глядя на него снизу вверх.

– У тебя третий пост? (Макар кивнул). Человек, – он показал на сменщика, – будет занят. Постоишь две смены. Понял?

Макар не ответил.

– Оглох, что ли? Спрашиваю еще раз: понял, или нет?

Макар вздрогнул и машинально кивнул головой.

– Эй, вы там, – сержант решительно повернулся к оставшимся за столом, – заканчивайте! Федоров, ты моешь посуду, остальным готовиться в караул!

Федоров сложил в стопку грязную посуду и вынес во двор. Макар следом нес котелок с подогретой колодезьной водой.

– Что Рогову от тебя нужно было?.. – спросил Федоров. – Пошли его!..

Он все еще держал котелок с остатками завтрака, примеряясь, куда поближе отнести. Макар посоветовал отдать Дембелю, но Федоров заявил, что Дембель такого не ест, и вывернул все тут же себе под ноги.

– Скоты, – заявил он, хотя неизвестно, к кому это относилось, но потом лицо его осветилось злой радостью. – Постой! Колбасы хочешь?

Макар ответил непонимающим взглядом.

– У нас же есть прапорская колбаса!

– Эй, ты чего?!

– Не боись, мы ее аккуратно! Карабанов подумает на крыс.

Узкое окошко, позволявшее разве что голову протиснуть, закрывала полиэтиленовая пленка, прибитая гвоздями.

– Смертельный номер!

Федоров подгреб еще снега, утрамбовал, затем отодрал нижний и боковой края пленки. Затем подозвал Дембеля.

– Ну, Дембель, – он схватил пса обеими руками за морду, – как, любишь колбаску?

Тот облизнулся.

– Вот умница!

Снежный трамплин был готов, передние лапы доставали до оконной рамы.

– Ну, давай, песик, прыгай. А мы тебя здесь подождем, – добавил он, подмигнув Макару.

Пес нырнул в темноту. В этот миг кто-то изнутри толкнул ногой дверь караулки. Федоров поспешно отпустил пленку. На крыльцо вышел Рогов.

– Тычков, собирайся! А ты, Федоров, уже помыл посуду?

Макар отправился в дом за сержантом. Предоставленный самому себе, Федоров снова отвернул пленку. Чего он не знал, так это что сам Карабанов позаботился спрятать колбасу от крыс.

– Дембель, Дембель!

Пес появился в окошке, держа что-то в зубах.

*****

Построив сменную тройку с автоматами на плече, Рогов остановил взгляд на оттопыренном кармане молодого солдата.

– Выворачивай!.. Кому сказал, выворачивай!

Солдат нехотя вынул из кармана пачку сигарет.

– Ты что, не знаешь, куда идешь? Что будешь охранять, какой у тебя объект? – допрашивал Рогов.

– Склад ГСМ, – теряясь под напором сержанта, ответил тот.

– Так, чтобы все поняли! – настаивал Рогов.

– Склад горюче-смазочных материалов.

– Вот именно. Можно курить на посту?

– Нельзя.

– Разводить огонь?

– Нет.

– Тогда почему у тебя сигареты и спички?

Тот, глядя мимо Рогова, молчал.

– Давай-ка их сюда. После будешь изучать правила несения караульной службы. Спать не дам. Потом доложишь. Все понял? – и Рогов опустил сигареты в свой карман.

Сержант впереди, остальные за ним, – двинулись гуськом узкой, едва протоптанной в снегу тропой. Первый пост был совсем рядом. Все выглядело слишком буднично: строгие ряды приземистых коробок за колючей проволокой с прожекторами по углам. Часовой топтался на месте, пытаясь согреться; заметив колонну, нетерпеливо подался ей навстречу. Рогов остановился, не доходя шагов десяти, молча оглянулся назад: сзади идущий обошел его и занял пост, тем временем сменившийся караульный пристроился в хвост колонны. Последним уходил Макар. Ему в спину нетерпеливо дышал замерзший солдат, для которого это была последняя остановка перед теплой караулкой. Рогов прошел вместе с ним еще пару шагов и остановился.

– Смотри, две смены, – повторил он. – И попробуй только пикни кому!

Сменившийся вручил Макару телефонную трубку проводной связи и давай догонять своих.

Макар остался один на пустынном холме, охранять какой-то там склад с какой-то соляркой или Бог весть чем, склад запасов стратегического назначения – на самый крайний случай, скажем, начнись третья мировая война, а до той поры ни одна живая душа к ним не прикоснется. Разве что истечет срок – произведут замену, старое спишут, привезут новые бочки – и склад вновь опечатают на долгие годы. Именно таким образом, всего лишь неделю назад на его территорию, куда редко ступала нога человека, запустили сразу два взвода: до поздней ночи они выгружали ящики из прибывших «КамАЗов», грязных настолько, что, казалось, прошли пол-России, и солдаты тоже потом были грязные как черти – в казарме еще целый час отмывались под шлангом холодной водой. «КамАЗы» пришли без конвоя, но сопровождающий офицер почему-то жутко нервничал, особенно после того, как обнаружил в одном из контейнеров отбитое ушко.

«Дембель, прочь!». Вынырнув из темноты, черный, как сама ночь, пес беззвучно бросился на одного из носильщиков. Тот потерял равновесие поточився, и контейнер покатился по крутому склону далеко вниз, наматывая на себя ком снега...

Подобных контейнеров Макар никогда прежде не видел. Небольших размеров, зато сталь толщиной чуть ли не с палец. Что за блажь, кто придумал в такой надежной упаковке и перевозить всего-навсего горюче-смазочные материалы? Но тогда был редкий случай на его памяти, когда кто-либо вообще заходил вовнутрь. Да и у кого появится такое желание? У него под охраной двадцать отдельно стоящих блоков, обнесенных двойным рядом колючей проволоки. Находились они на вершине безлесого холма, ни деревца, ни даже куста на сотни метров, все вырубано, чтобы оградить склад на случай пожара. Возвышенность как место складирования тоже выбрана не случайно: в низине больше размывается почва. Унылое, непривлекательное место – подальше от населенных пунктов. Стороной пробегали пешеходные тропы, не считая той, по которой ходили караульные наряды. Небо от края до края запеленали зимние облака, они тоже казались более серыми здесь, нежели там, над лесом, над караулкой – сегодня утром, когда он протер глаза и снова зажмурился, остановившись на крыльце.

Макар начал обход: в два счета можно замерзнуть стоя на месте, ветер на холме пронизывал насквозь. Сделав круг, он посмотрел на часы: прошло только десять минут. Впереди еще оставалось без этой малости четыре часа. Половину из них он должен был простоять за друга сержанта Рогова, который тем временем будет вливать в себя свою долю в полбутылки водки. Слабак, рохля! Он искусал губы, жалея о своей минутной слабости, но это только сейчас, с высоты холма. Отсюда все видится иначе.

Там, внизу, виден был сад, прилегающий к караулке. От него уходила дорога в Рузаевку, полукольцом огибавшая холм, на вершине которого стоял Макар. За ней пробегало железнодорожное полотно, заканчивавшееся товарной станцией. Он бывал там не раз, их часто бросали на разгрузку вагонов, но, хорошо зная дорогу со стороны города, он ни разу еще не ходил с этой стороны, через поле. Хотя очевидно, что если идти напрямик, то отсюда до станции еще ближе, чем от караулки – полчаса пути, не более.

Макар перевесил автомат за спину, так не было нужды придерживать его рукой, и начал спускаться по склону холма. Идти оказалось труднее, чем думалось поначалу. Ноги застревали в глубоких сугробах, и набившийся снег приходилось даже выгребать из берцев, но все же это было лучше, чем мерзнуть наверху.

Из-за деревьев, косой окружавших подножие холма, показалось асфальтированное шоссе, с другой стороны его была высокая насыпь. Макар взобрался на рельсы и увидел над верхушками нескольких деревьев балки железнодорожных кранов. Проваливаясь в снегу, он пошел к ним напрямик.

*****

Буфет на товарной станции посещало немного народа. Только железнодорожники, местная обслуга да заезжие экспедиторы. Они вытрещились на него как на кенгуру. Буфетчица взволнованно засуетилась. Перед ним появилась тарелка с дымящимся бульоном, в котором фрикаделек плавало несколько больше положенного, и картофель с бифштексом, политый двойной, исключительно для него, порцией масла. Ему нравилось сидеть поближе к окну, за которым было видно, как на иней налипает падающий снег. Иной раз и непогода бывает романтична – если смотреть на нее с этой стороны стекла. Можно задумчиво нанизывать горошины в салате на вилку, не ожидая резкого окрика сержанта, по которому приходится вскакивать из-за стола с куском, застрявшим в горле. Наплевать на посетителей! Те аккуратно обходили его стороной: рядом лежал автомат Калашникова с полным боекомплектом.

Пока он медленно допивал свой компот, буфетчица поманила напарницу пальцем.

– Надя, побудешь тут за меня, ладно? Только не забудь присмотреть за плитой.

Надя многозначительно посмотрела в сторону Макара и уже потом, сунув поварную ложку в кастрюлю, сухо обратилась к очередному посетителю:

– Первое давать?

Буфетчица, кинув ему откровенный взгляд, скрылась за внутренней дверью. Макар знал, что это означало. Он сложил грязную посуду в стопку и понес ее в ту же дверь. За нею был узкий коридор, при входе мойка; он оставил посуду и двинулся дальше. В конце коридора была еще одна дверь – в кладовую. Он толкнул ее и вошел. Буфетчица находилась там.

– Рита, – успел позвать он, прежде чем она приложила палец к губам: ни звука.

Лампочка в кладовой перегорела еще до него, и с тех пор никто не думал ее менять. Почти всю тесную комнатушку занимали мешки: с мукой, с крупой, выложенные плашмя на высоту ему до плеч. Стоять было негде. Скупой свет проникал сквозь единственное окно размером с форточку, едва не загороженное мешками. Окно выходило в соседнее помещение – диспетчерскую. Там работал переносной телевизор, вместе с надоевшей улыбкой министра обороны.

– «Господа! В вашем распоряжении все материалы по имеющимся запасам химического оружия. Они проверены компетентной комиссией, куда вошли, в том числе, лучшие специалисты блока НАТО. Технология уничтожения химическим способом сделает процесс абсолютно контролируемым. Утечка даже теоретически невозможна».

Рита прильнула к нему, одновременно увлекая на мешки. Она была старше его и полнее, а также бесспорно сильнее, что делало его игрушкой в ее руках. Его привел к ней командир взвода для оказания первой помощи, когда он во время разгрузки вагона поранил ладонь о металлическую ленту, которой обшиваются ящики. Кровь текла ручьем. Едва она его увидела, как он разбудил в ней такой жгучий интерес, что парень от смущения раньше ее опустил глаза. Пока она пожирала его взглядом, свежая кровь орошала цементный пол, но на это они не обращали внимания. Она забинтовала его так, что он едва мог пошевелить пальцами. Он поднялся с гримасой на лице. «А там что?» – она указала на разодранное колено. «Упал вместе с ящиком», – ответил он. «Показывай», – велела она. Он отнекивался, но она все равно настояла на своем. Прижгла рану йодом и только после этого позволила ему заправить штанину в берец. Впрочем, только фокусник одной рукой зашнурует обувь. Беспомощный, он целиком оказался в ее власти.

Они лежали на мешках, оттуда виден был экран и зал военно-химического завода, в котором проходила пресс-конференция.

В каморку вошла Надя. Дверь изнутри не запиралась, да и работали в смену только они вдвоем. С грубовато-равнодушным видом Надя подхватила наполненный мешок и вышла за дверь, оставив ее приоткрытой.

Рита тихо застонала – с закрытыми глазами и приоткрытым ртом. У нее были «золотые» зубы. Они наводили на него тоску, и он, чтобы не смотреть, уткнулся в ее шею, мягкую, как пуховик.

– Старая дева, – выдохнула Рита, не то из сочувствия, не то из презрения.

Она ерошила его волосы, а его это почему-то раздражало. Он приподнялся и начал одеваться. Она тоже села, от этого ее полнота стала заметнее. Ему захотелось сказать что-нибудь колкое.

– Ты всегда этим занимаешься между первым и вторым блюдами?

– Я сбрасываю калории. Надо же заботиться о форме!

Невольно она ему подыграла, он прыснул со смеху.

– Твой муж обязан поощрять твое увлечение спортом!

– Заткнись! Неблагодарный!

– Это я-то должен быть благодарным? Ну, ну!

– Эй, щенок! Забыл свое место? Хочешь вылететь отсюда вместе с помоями? Ну так я тебе это устрою!

Она разозлилась. Макар почувствовал себя лучше и в приподнятом настроении вышел из буфета.

*****

Он возвращался назад, почти не различая дороги из-за рябящего снегопада. Наконец впереди выросло полотно, к противоположной стороне которого, скрытое высокой насыпью, притерлось шоссе, его как бы зажало в ложбине между насыпью и возвышенностью. Осталось пересечь колею, а дальше – узкая полоса леса, и, расстегнув тесный воротник, – подъем вверх по холму. Но вскарабкавшись по крутому склону, Макар замер от неожиданности: в десяти метрах отсюда на обочине стоял прапорский «газик». Сам Карабанов задумчиво докуривал сигарету, прислонившись к капоту. Острые скулы выпирали на его худом морщинистом лице, которое отчего-то стало серым, как давний снег. Пальцами, сжимавшими сигарету, он то и дело вытирал торчащие усы, на которых подтаивали снежинки, и в это время кончик сигареты мелко подрагивал.

Отступать было поздно. Шорох щебня привлек внимание прапорщика, и тот заметил солдата, повернувшись на звук. У Макара засосало под ложечкой, он нехотя съехал вниз, как гладиатор на арену.

Впрочем, Карабанов был ошеломлен не меньше, его скулы еще резче обозначили впадины глаз, которыми он не отрываясь пронизывал Макара в течение минуты. После чего он нервно отбросил окурок, размял замерзшие пальцы и натянул перчатки.

– Ну, давай говори. Где был? – спросил он срывающимся от волнения голосом.

– На станции, в буфете, – без колебаний признался Макар. – Замерз...

Карабанов тянул. Макар в напряженном ожидании, чем для него обернется эта пауза, поправил ремень автомата, почему-то вдруг сильно врезавшийся в плечо. Это движение не ускользнуло от внимания Карабанова. Тот постепенно начинал овладевать ситуацией. «Вот, сейчас начнется», – с тоской подумал Макар, и не ошибся.

– Значит, вот как! – догадался Карабанов. – Выходит, ты преспокойно оставил пост, а сам пошел греться на станцию? – здесь он спохватился, сообразив, что что-то не клеится. – Погоди! А когда это ты успел? – он подозрительно взглянул на часы. – Никак, ты только заступил сорок минут назад.

– Два часа и сорок минут, – поправил Макар, смущенно опустив глаза, теперь придется рассказать все, но упрекнуть ему себя не в чем.

У прапорщика брови потянулись к переносице.

– То есть как это?

«Рогов пускай выпутывается сам». И Макар отрапортовал с чистой совестью:

– Сержант Рогов приказал стоять на посту две смены.

– Ах, вот оно что! Значит, сержант Рогов приказал... – в голосе Карабанова появилась нотка иронии. – А он тебе не приказал случайно держать язык за зубами?

Макар стушевался.

– У тебя что, с головой не все в порядке? – вдруг разошелся Карабанов. – Знаешь, чем это пахнет? Уйти с поста! Под суд захотел? Ну и что мне теперь с тобой делать? Сесть и написать рапорт? Так завтра же ты будешь ночевать в дисбате, вместе с уголовниками!.. Ну, что молчишь?

Макар потупил взгляд, изображая глубокое раскаяние. Этого ждал от него Карабанов. Тяжело вздохнув, прапорщик махнул рукой.

– Ладно, на первый раз... Прощаю, так и быть. Но смотри, чтоб никому ни слова! Не было тебя здесь, ни я тебя не видел, ни ты меня! Понятно?

– Так точно! – Макар перевел дух: пронесло. Теперь он мог поднять на Карабанова свои ясные глаза.

– Ни одной душе! – настойчиво повторил тот, вымахивая у него перед носом указательным пальцем. – Помни: сболтнешь кому – накличешь беду. Уж тогда я ничем не смогу тебе помочь... Ну, а теперь давай, живо на пост!.. Бегом, пока я не передумал!

Сменили Макара на посту с большим опозданием, несмотря на то, что он и так отстоял вдвое дольше положенного. При этом его удивило, что Федорова, который должен был смениться теперь уже одновременно с ним, в наряде почему-то не оказалось, вместо него впереди маячила спина другого солдата. Не увидел он его и в караульном помещении. Где Федоров, спросил он. Ему ответили, что Федорова увезли в госпиталь, но дальше все только пожимали плечами.

Рогов с таким видом, будто к нему это отношения не имеет, демонстрировал на молодом бойце прием каратэ.

«Съел, что-ли, чего?» – недоуменно подумал Макар, невольно вспоминая прапорскую колбасу. Ну да, кто же такое вынесет после казенной картошки?