Глава 3.3

– Севастьян Игоревич? – голос в телефонной трубке был уверенный, безмятежный, хотя и незнакомый. – С вами говорит адъютант командира дивизии. Генерал поручил мне передать, что он желает с вами встретиться лично. Он примет вас у себя через... – адъютант, кажется, сверялся с часами, – полчаса. Пожалуйста, никуда не выходите из гостиницы. Я пришлю за вами машину.

Это было настолько лаконично и бесцеремонно, что на миг Макар снова стал собой, или, точнее, рядовым Тычковым, которому и в голову не приходило обсуждать приказы, но едва вспомнил, что он Севастьян, как тот положил трубку.

Впрочем, адъютант слово сдержал: шофер постучал в его дверь ровно через двадцать минут. Макар успел за это время разве что придти в себя. Он не знал, чего ему ждать от этого визита, но в любом случае отказываться было уже поздно. Застенчивый молодой водитель с лычками ефрейтора сообщил о своем прибытии не переступая порога. На улице его ждала вылизанная черная «Волга» с радиотелефоном и удобными сидениями, обшитыми первосортной кожей. Спустя еще пять минут они въехали в ворота, раздвинувшиеся перед ними медленно, с ровным урчанием и точно так же за ними закрывшиеся. «Волга» мягко прокатила прямой аллеей, обсаженной с обеих сторон стройными елями, и замерла у крыльца.

Из дверей навстречу выскочил прапорщик.

– Пройдемте со мной. Вас ждут.

В приемной Макара окинул взглядом капитан с папкой, прижатой к бедру.

– Вы – Севастьян Игоревич Тычков? – уточнил он скорее по привычке, чем из недоверия. – Подождите здесь, я доложу о вас.

Может, они уже все знают, и это подчеркнутое произнесение полного имени – только в насмешку? – даже такая мысль посетила его в момент напряженного ожидания.

Адъютант вышел из кабинета, оставив приоткрытой двойную дверь. Достаточно, чтобы рассмотреть меблировку, отделанную под орех. Не какой-нибудь там захудалый кабинетик командира части.

– Прошу вас, – сказал офицер, уступая дорогу, – можете войти.

Генерал, хозяин великолепного и недоступного кабинета, принял его наоборот, с неожиданной простотой.

– Рад с вами познакомиться. Подполковник Григориади неплохо отзывался о вас. Присаживайтесь.

Макар облегченно вздохнул.

– Не хотелось бы вас разочаровать, но боюсь, что он несколько преувеличил мои достоинства.

– Ну, ваша скромность говорит сама за себя.

– Если только это...

Макар сознательно сидел в непринужденной позе, искренне надеясь, что она целиком отвечает его нынешнему статусу, и продолжал дрожать внутри, как нижний чин, укравший генеральский мундир. Его даже не хватило заметить, что

генерал нес сплошную чепуху.

– Не только, – ответил генерал. – Мы наблюдали за вами. Что вас привело к нам?.. Не слышали последнее интервью министра? Сегодняшнее сокращение вооружения – это не рекламный трюк. Армия кардинально меняет свое лицо, мы теперь открыты, мы говорим правду, мир не должен нас бояться. Полное переосмысление нашей стратегии.

Макар понял, что должен произнести нечто глубокомысленное. Он вспомнил слова Маслина.

– Искренне рад за вас, но как же вечная проблема личности? Армия, приучающая подчиняться чужой воле не задумываясь, потому что только так и можна ей подчиняться, – и личность несовместимы, согласитесь. Но обезличенная армия – все равно что ядерная бомба в качестве приза на игровом столе казино; кому она достанется? Ответственность одного генерала никогда не перевесит безответственности тысяч солдат.

Генерал заинтересовался, не зря Макар обратился к Маслину.

– Вы хотите упразднить армию? Армия, безусловно, зло, но оно порождено другим злом. Не станете же вы это отрицать?.. С самых ранних лет на вопрос: зачем нужна армия? – мы находим простой ответ: потому что мы хорошие, а они плохие. Вот так в моей голове культивируется убеждение, что при любых обстоятельствах я безусловно прав; неправ всегда он. Самый коварный из пороков... Только при чем здесь армия? Вы не можете победить в себе порочную нетерпимость, а виноватого ищете по сторонам, – он перевел дух, довольный собой. – А вот вам, Севастьян Игоревич, не приходилось служить в армии? Может, тогда изменили бы свое мнение? Нет, доложу я вам, многого вы о нас, военных, не знаете.

Тут уж Макар не мог не согласиться.

– Это правда, хотелось бы знать побольше.

– Так вот что вас привело в Саранск.

– Простите, не понимаю, что вы имеете ввиду.

– Разве?

Нет, генерал, пожалуй, нисколько не усомнился в том, что перед ним брат Макара Тычкова; кто бы ожидал такой откровенной наглости? Сам не побывав в его шкуре, он едва ли мог представить, на что способен человек от отчаяния.

– Вам кажется странным, что я люблю своего брата?

Генерал посмотрел на него испытующе.

– А мне вот сообщили, что вы выразили желание побывать в Рузаевке. И при этом были весьма настойчивы.

Макар тут же развел руками.

– Что ж, если вы возражаете...

– Вы интересная личность, Севастьян Игоревич. Давайте начистоту. Почему именно Рузаевка?

Макар вспомнил еще один совет, теперь уже от доктора Альтшулера, и загадочно промолчал.

Генерал откинулся на спинку кресла, все еще с любопытством разглядывая гостя, сидящего напротив. Затем, протянув руку к переговорному устройству, сказал:

– Попросите ко мне моего адъютанта.

Тот вошел, мягко ступая по центру ковровой дорожки.

– Капитан, будьте любезны, заварите нам по чашечке вашего кофе. У вас он получается просто великолепно... Да, и прошу не отпускать машину. Наш гость интересуется Рузаевкой. Вы будете его сопровождать и покажете все, что он захочет увидеть.

– Слушаюсь, господин генерал.

– Мой новый адъютант, – с удовольствием представил генерал, как только тот вышел за дверь, – однако схватывает на лету. Он поедет с вами и будет вам приятным попутчиком, вот увидите.

*****

Генерал схитрил, адъютант оказался самым молчаливым попутчиком из всех, каких он повидал. Любое обращение мог просто-напросто проигнорировать – взглянуть искоса, а затем безразлично отвернуться к окну. Макару это было на руку.

Нетронутый снег гладким бескрайним покрывалом лежал на опустевших полях, мимо которых в одиночестве неслась черная «Волга», стараясь попасть колесами в широкую борозду от грузовика. От шоссе отбегала ветка, но это была не та дорога. Макар вспомнил, что там тоже находились какие-то склады, относящиеся к гарнизону. Неплохо! Они что, собирались подсунуть ему другой объект? А почему бы нет?

Они проехали заграждение, капитан уже открыл дверцу. Макар не тронулся с места.

– Разве мы уже приехали? – поинтересовался он, вложив максимум иронии.

Капитан не мог ее не уловить. Макар поймал его пристальный взгляд.

– Еще нет, – выдавил тот из себя. – Оставайтесь, пожалуйста, в машине.

Следующая остановка была у знакомого шлагбаума. Странное чувство охватило Макара, когда он вышел из автомобиля. Ничего не изменилось за это время, разве что он сам. Оголенные садовые деревья, из-за стволов которых выглядывала колючая проволока. Правее поблескивали оцинкованной жестью покатые крыши складских блоков. Там находился первый пост. К дому прижималась хилая пристройка. Через ее узкое окошко они пытались с помощью Дембеля завладеть колбасой. Здесь он оставил Федорова и больше его не видел.

– Севастьян Игоревич!

Очнувшись, он оглянулся на зов. Адъютант стоял на крыльце дома и придерживал дверь открытой.

– Сюда, пожалуйста, – направлял нетерпеливый капитан.

Прапорщик вскочил, чтобы отдать честь вошедшему офицеру.

– Вот, Севастьян Игоревич, пожалуйста, – произнес капитан, – вы находитесь в сердце охраняемого объекта – караульном помещении, откуда осуществляется общее руководство всеми постами.

Начальник караула с достоинством поправил перетягивавшую его портупею и в тон ему прокашлялся, в свою очередь проникаясь уважением к собственным функциям.

– Дальше мы отправимся с начальником караула, – продолжал капитан. – Нам предстоит осмотреть шестьдесят блоков с горючими и легковоспламеняющимися веществами, поэтому, будьте добры, сдайте личные вещи на хранение. Извините, но таков порядок.

Севастьян, тот бы насторожился. Но привыкший подчиняться Макар допустил ошибку, беспрекословно вручив прапорщику портфель, который тот сразу же запер в сейфе.

– Захватите ватник, тут вам не город, – предложил прапорщик, снимая с гвоздя засаленную местами офицерскую куртку. – К тому же, погода сегодня ветренная.

– Спасибо, но мне не холодно...

Тоном приказа адъютант поддержал начальника караула:

– Захватите, захватите. Оставьте ваше пальто здесь.

Подчиняясь, Макар снял пальто.

– Спички, зажигалка?.. – капитан ощупал его глазами. – Что у вас в карманах?

Макар достал из кармана пиджака толстый бумажник, раскрыл, показывая.

– Пересчитаете?

Тот оборвал:

– Ну хватит, идемте!

Отведенную ему роль в этом спектакле Макар играл по чужой шпаргалке. Спохватился, когда уже поздно было.

Гуськом продвигались они вытоптанной тропой, прячя лицо от встречного ветра, сыпавшего снегом в глаза. Один прапорщик не очень-то боялся непогоды, то ли от привычки, то ли оттого, что незадолго до их появления успел пропустить стаканчик. В такой же мороз заступал на пост и Макар в свой последний раз. Он пытался снова влезть в солдатскую шкуру, представляя, как его плечо в эту самую минуту оттягивает ремень тяжелого автомата. Это было непросто: он знал, что очень скоро вернется в караульное помещение, где прапорщик непременно вытащит на свет остатки согревающего напитка или предложит, в крайнем случае, подождать, пока заварится чай, а вот солдату дуть на свои замерзшие пальцы два часа кряду под проволочной сеткой на вырубленной вершине холма.

Здесь солдат уронил контейнер. Однако по склону вниз уходили полуприсыпанные впадины от следов. Идти след в след не имело никакого смысла.

А вот и пост, который занимал Федоров.

– Стой! Кто идет? – во все горло завопил часовой, выслуживаясь перед высоким начальством.

Макар только сейчас заметил его с автоматом наперевес в небольшой ложбине, снег попрежнему сыпал ему в лицо, заставляя щуриться и кланяться ветру. Все часовые похожи друг на друга. Одинаково нахлобученная ушанка и приподнятый воротник. Только нос картошкой. Нет, не Федоров, огорченно подумал он.

Предупредив постового, прапорщик издали махнул рукой: можно подходить.

Свежевытоптанная тропа тянулась непосредственно к складским блокам. Часовым обычно не разрешалось заходить за ограду, да и была бы в том нужда! На его памяти, это случилось только однажды, при разгрузке транспорта. Что же заставило командование дивизии еще раз нарушить покой этого горюче-смазочного кладбища? Никак, вывоз исчерпавшей срок годности солярки.

Прапорщик с подчеркнутой скромностью неизменно держался позади. Здесь он был таким же гостем, как и Макар. Капитан сам открывал все двери, связка ключей все время позвякивала в его руке. Методически открывал он блок за блоком, терпеливо объясняя назначение хранящихся веществ, тут же предлагая заглянуть в бочку или разорвать упаковку, к которой у гостя, не дай Бог, возникал повышенный интерес. У него был вид честного человека, которому выразили недоверие. Хотите зачерпнуть немного машинного масла? Ради Бога, вот вам, смотрите, это же самое обыкновенное жидкое масло! Сомневаетесь, что в этих ящиках бутли с тосолом? Будьте добры, выберите любой ящик на свое усмотрение. Прапорщик, пожалуйста, лом!

С его стороны настойчиво напрашивалась как бы одна единственная мысль: вот, дескать, видите, у нас тут все в полном ажуре, ничего запрещенного, ничего такого, за что срывают погоны и сажают в тюрьму. Ходите, смотрите сколько угодно, все равно ничего не найдете.

Макар в очередной раз задавал себе один и тот же вопрос: зачем они все это ему показывали? С какой целью протаскивали через все эти блоки, он-то ведь не просил. В чем надеялись его убедить? Что такого он не должен был в них увидеть?

С той самой минуты, как ему в гостиницу позвонил адъютант, он перестал принадлежать самому себе. Солдат в шеренге, и только. Еще ни разу, с момента своего превращения в Севастьяна, не чувствовал он себя таким беспомощным, прежний Макар торжествовал.

Капитан зря старался: он его не слушал. Не будь этой поездки, он счел бы, что все уже позади. Поездка снова перевернула все с ног на голову. Зачем? – спрашивал себя Макар. Зачем-то пригласил генерал, зачем-то привезли сюда. Карабанов признался, а они продолжали его обхаживать, точно не было никакой предсмертной записки.

Как бы ни сопротивлялся он внутренне, тяготея к старой версии, но теперь был вынужден признать: дело вовсе не в наркотиках. Наркотиками тут и не пахло.

Капитан задержал его, когда он уже садился в машину.

– Ваш интерес к военным объектам может показаться довольно странным, не правда ли? Если не сказать больше... Поэтому генерал считает, что вам лучше уехать, и как можно скорее. Для вас уже заказан билет на самолет. Ваш вылет... – как в тот раз, очевидно, во время разговора по телефону, он отвернул рукав шинели, – через полтора часа. Мне приказано доставить вас в аэропорт. Прошу, – капитан распахнул перед ним дверцу. Видя, что Макар медлит, сухо предупредил. – На вашем месте я бы не стал спорить.

Последовав его совету, Макар плюхнулся на заднее сидение. Капитан уселся впереди, не произнеся более ни единого слова.

Да, – чем дольше размышлял, тем больше убеждался в этом Макар, – они хотели, чтобы он потерял интерес к Рузаевке, для того и устроили экскурсию, а вышло с точностью, да наоборот. Их ошибка заключалась в том, что его сочли более осведомленным, чем это было на самом деле. Его приняли за Севастьяна, а он всего лишь Макар.

Поля за окном промелькнули незаметно. Трасса, как обычно, пустовала, без остановок домчали они до первого светофора. Пока стояли на перекрестке, на глаза Макару попался указательный столб. Прямая дорога уходила в город. Налево – в аэропорт. Третий указатель... Больница!

Как нельзя вовремя. Он про нее совершенно забыл.

В зеркало он посмотрел на своего попутчика: подумал ли капитан о том же, догадался ли, что в эту минуту пришло ему в голову?

*****

Капитан не отходил от него ни на шаг, так, будто бы знал, что Макар задумал. Разделил их только турникет.

Смешавшись с группой ожидающих посадки, Макар проник на взлетное поле, обогнул здание аэропорта и через служебный выход вернулся на площадь. На его знак к ногам подкатило такси.

– Плачу двойной тариф! – сходу предупредил он.

Таксист понимающе кивнул головой.

Четверть часа, и Макар был уже в больнице. В пустом приемном покое на него вопросительно посмотрела медсестра. Еще одна роль, тяжело вздохнул он.

– Простите! – обратился Макар. – Моя фамилия Федоров. На прошлой неделе к вам привезли солдата. Алексей Федоров. Это мой брат. Он... умер. Мне сообщили, что от передозировки героина. Но это невозможно! Я не могу поверить, чтобы он принимал наркотики. Это так на него непохоже. Прошу вас, скажите, кто устанавливал диагноз. Можно поговорить с этим врачом?

– Федоров? – переспросила медсестра и медленно потянулась за журналом, но уже по тому, что она не покачала отрицательно головой и не сказала: «Извините, я не знаю, о ком вы говорите», он понял, что близок к цели.

– Федоров Алексей, – еще раз настойчиво повторил он. – Я вас очень прошу!

– Действительно, Федоров поступал к нам, – призналась она, еще даже не открыв журнал. – Но... к сожалению, привезли его слишком поздно. Врачу оставалось лишь засвидетельствовать смерть. Примите мои искренние соболезнования.

– Кто его осматривал? Я хочу встретиться с врачом.

Медсестра растерялась.

– Видите ли, этот врач у нас больше не работает. Его перевели в другую клинику.

– Какую, другую?.. Пожалуйста! Поймите, я не могу просто так уйти.

Но она смущенно развела руками.

– У нас никто этого не знает. Поговаривают даже, будто он выехал из города. Куда, неизвестно. Еще раз сожалею.

Макар нахмурился. Он уже потому знал, что находится на верном пути, что не получал от этого удовольствия.

– По крайней мере, принимали его вы?

– Нет, нет! – энергично возразила она. – Моя сменщица. Я знаю об этом не больше других.

Она покосилась на санитарку преклонного возраста, которая, вытирая пол за ее спиной, все внимательнее прислушивалась к разговору, и как бы нехотя, после внутренней борьбы позвала ее:

– Марья Петровна, кажется, вы в тот день тоже дежурили?

– Дежурила, – напротив, с готовностью подтвердила та, словно только и ждала, когда ее об этом спросят.

Расставшись со шваброй, она подошла поближе.

– Этот... как его – прапорщик, принес его прямо на руках.

– Прапорщик худощавый такой, в морщинах? – перебил Макар.

– Правильно. Он у них был за караульного начальника. Так он представился.

– Карабанов!

– Я не слышала его фамилию.

– Вы были во время осмотра?

– Так я ж сама его раздевала, – у нее увлажнились глаза. – Молоденький такой, солдатик ваш. Но ничего уже нельзя было сделать, – она сокрушенно покачала головой. – Врач только пульс пощупал – все, говорит, Марь Петровна, теперь уж не к спеху.

– А отчего он умер, не говорил? – с затаенной надеждой услышать хоть намек на правду спросил Макар.

Но санитарка будто не слышала вопроса.

– Варвары, убийцы! Небось эти самые генералы своих-то не пошлют служить Бог весть куда. А если некому заступиться... Чужих не жалко. Недавно тоже привезли одного солдата. Пол-руки оторвало. На учениях, холостыми, с близкого расстояния. Убить не убивает, а руку оторвать может. Так никому за это ничего не было, сказали, сам виноват... А вы старший брат его? Постойте-ка, я сейчас. Есть у меня для вас одна вещица.

Она вышла и вернулась минутой спустя, неся в руках потертый солдатский ватник.

– Вот, возьмите. Это его. Все, что осталось.

– Врач говорил, отчего он умер?

– А я разве ж в этом понимаю!

Макар сердечно поблагодарил, ему было неловко уносить единственную сохранившуюся вещь из принадлежавших Федорову, но он поступил бы еще хуже, откажись принять последнее, что было так бережно ею сохранено.

Увидев его спускающимся по ступеньках, таксист тотчас завел мотор. Макар взвалился на тыльное сидение и попросил как можно быстрее отвезти его в аэропорт. Подавленный неудачей, он мял в руках грязный ватник с таким чувством, будто обокрал кого-то.

Вот нашивка с фамилией «Федоров». Хозяину ни форма, ни фамилия уже не понадобятся. В боковом кармане прощупывалось что-то твердое. Макар извлек осколки стекла. Поначалу они не вызвали у него подозрений, он вынул их из кармана безо всякого умысла. Но, присмотревшись, вдруг понял, что держал на ладони осколки разбитой ампулы.

Его охватило волнение. Макар сложил вместе несколько крупных осколков, на которых уцелела часть надписи. Отказываясь верить собственным глазам, он по нескольку раз возвращался к маркировке, нанесенной фиолетовой краской, которая уже начала осыпаться.

*****

Такси заскрипело тормозами у главного входа в аэропорт. Макар собрался выходить, как вдруг увидел черную генеральскую «Волгу» и самого адъютанта, который с кем-то разговаривал по радиотелефону, стоя у открытой дверки. Он понял, что им уже не разминуться. Капитан не должен был увидеть солдатскую куртку, но прятать было некуда. Ему осталось одно: незаметно для водителя такси скинуть ее на пол. Водитель, ни о чем не догадываясь, отъехал раньше, чем капитан заметил Макара.

Встрепенувшись, капитан что-то быстро сказал в трубку и положил ее на место. Они пошли навстречу друг другу. Офицер был сильно встревожен. Подозрительно глядя на Макара, он произнес:

– А я-то надеялся на ваше благоразумие.

– И полагаю, не ошиблись. Я как раз решил позвонить в Москву, предупредить о своем возвращении. Знаете, приятно, когда вас встречают у выхода с цветами.

Он получил неимоверное наслаждение при виде того, как тот скрежетнул зубами. Капитан еще раз недоверчиво окинул его с головы до ног. Макар посчитал, что прощание затянулось, и посмотрел на часы, хотя в дороге сверялся с ними каждую минуту.

– О, мой самолет! Тысячу извинений, я опаздываю! Надеюсь, наше знакомство доставило взаимное удовольствие.

Макар сделал прощальный жест и заторопился к турникету, пока тот что-нибудь не придумал. Судьба Маслина стала ему уроком. Хорошо, что он предупредил их на тот случай, если бы ему готовили сюрприз на обратном пути.

Благополучно оторвавшись от взлетной полосы, самолет устремился к облакам. Макар облегченно вздохнул, без сожаления провожая взглядом наклонившиеся под крылом леса и поля Мордовии.

Самолет быстро набирал высоту.

Девочка, занимавшая соседнее кресло, пожаловалась маме на боль в ушах. Макар снова вспомнил Маслина: тот просто ненавидел самолет. В сумке должны были остаться леденцы, говорят, помогает для выравнивания давления.

Лично он не очень этому верил, однако запустил руку. Нет, так не найти. Он перевернул сумку и вытряхнул содержимое на колени. Вот они! Отсыпав пригоршню, стал поодиночке ложить вещи обратно. Что такое? Укладывая на место магнитофон Маслина, он заметил в нем что-то необычное. Нужно проверить. Он вытащил его снова. Так и есть: нехватало кассеты. Выпала из магнитофона? Он еще раз перевернул сумку. Кассеты не было.

Вот оно что! Ему стало не по себе. Значит, они таки добрались до него под предлогом посещения режимного объекта, убили сразу двух зайцев – предъявили пустые склады и провели такой себе личный обыск. А он-то уши развесил! Прослушав кассету, даже не сочли нужным вернуть, пусть, дескать, знает, что им все известно. А что им, собственно, известно? На кассете была записана встреча с Григориади, еще беседа у него в номере с Ерохином и разговор с Роговым на гауптвахте. Все эти фонограммы доказывали, что поиски Тычкова-старшего сосредоточились на версии о наркотиках. Стало быть, они думают, что им удалось направить его по ложному следу. Вот почему его выпустили даже после того, как прослушали пленку, а может, наоборот, как раз благодаря пленке. Тогда он еще не знал всей правды. Заполучив кассету, они скорее даже успокоились насчет него.

Тревогу вызывало другое. После звонка Карабанову контакты Севастьяна с Макаром для них уже не секрет, последняя запись это только подтвердила. За ним будут присматривать денно и нощно, лишь бы выйти на Макара. К счастью, правду знает один Макар, даже Севастьяну ничего не сказал. Не захотел впутывать еще и брата.