Глава 1.4

Экман появился где-то ближе к обеду. Оглянулся, куда бы повесить плащ. Яна взяла плащ у него из рук. Наверное, он принял ее за горничную.

– Вас ждут. Сюда, пожалуйста.

Поглаживая лысину, он прошелся по ковровой дорожке, задержался перед зеркалом и одернул плохонький рабочий костюм. Экман выглядел на скромного педанта, благополучно достигшего предпенсионного возраста, а еще на типичного еврея: достаточно было на него взглянуть. Фамилия, это было уже излишеством. Одно не подходило ему безусловно: приставка «следователь».

Яна провела его по коридору и приоткрыла дверь в кабинет. Павел поднялся навстречу ему из-за стола.

– Очень рад, – сказал Павел, и хотя тот не торопился ему поверить, но любезно ответил нечто вроде: «взаимно».

Павел жестом указал на стул напротив. Стул был из того же гарнитура, что и стол. Экман, садясь, проявил чрезвычайную осторожность.

– У вас просто музейная мебель, – сделал он комплимент Павлу. – Увидеть такое можно разве что в каком-нибудь дворце. О, вы охотник?.. Вот это ружье! – он вскочил, сделал шаг к стене, на которой в шкафчике висело охотничье ружье с дорогой инкрустацией. – Признаюсь, я поражен.

Павел поблагодарил кивком головы и выжидающе застыл. Обычная дипломатия. В этом случае собеседнику деликатно дают понять: «хватит нести чепуху, ближе к делу!». В ответ собеседник как бы спохватывается, что означает: «не удалось мне тебя одурачить, а жаль!».

Экман закряхтел.

– Знаете, беседовал я с Ларисой, вашей бывшей…

– Экономкой, – подсказал Павел.

– Экономкой! – подхватил Экман, обрадовавшись найденному выражению. – Там, в больнице. Надо признать, выглядела она не слишком обнадеживающе. Я имею ввиду ее психическое состояние.

– Ваша правда. Отсюда она ушла в полном упадке духа. Я пытался ее поддержать, как мог, но она отказалась от моей помощи.

– Да, да, она упоминала о вас.

Павел уже с минуту нервно барабанил пальцами по крышке стола.

– А… с ней что-то произошло? Почему, собственно, это заинтересовало прокуратуру?

– О нет, можете не волноваться. Пока все в порядке, если не считать некоторых обстоятельств ее ухода, или, правильнее сказать, бегства. Скажите, вам известно, что она начисто отрицает, будто совершала попытку самоубийства?

– Ах, вот вы о чем…

– Нет, нет, она не делала никаких официальных заявлений, – поспешно уточнил Экман. – Я зашел так просто, побеседовать.

– Видите ли… прошу прощения, как вас?.. Забыл!

– Экман, – подсказал в свою очередь тот, без малейшего намека на обиду.

– Так вот, господин Экман, вряд ли ее можно считать вменяемой. Все эти ночные кошмары ее совершенно измотали.

– Помню, как же! Странные звуки, – закивал в подтверждение Экман.

– Вот видите!

– Согласен с вами. У нее бурное воображение.

Павел просто кивнул головой. Экман что-то недоговаривал.

– Вы живете один? – безо всякой связи с предыдущим разговором неожиданно спросил он.

– Вы ошиблись, я не один. У меня двое детей.

– Да, конечно. Но я подразумевал нечто другое. В настоящий момент вы ведь не женаты? Да и дети растут без матери.

– Мое семейное положение тоже интересует прокуратуру?

– Ну что вы, я же просто так, без всякого умысла.

– Простите, но не кажется ли вам, что мы несколько уклонились от темы?

Экман немедленно согласился.

– Извините меня… Скажите, а женщина, которую я встретил внизу…

Павел вскинул брови.

– Она гувернантка. Я взял ее на службу, потому что за детьми нужно присматривать. Вы же не станете это отрицать после того, как только что сами упрекнули меня в том, что я лишил их матери?

– А, так значит, это вы их лишили матери? – казалось, Экман обрадовался возможности снова вернуться к этому вопросу.

Павел побагровел.

– Знаете, что, не ловите меня на слове! И вообще, я не очень располагаю временем, особенно для пустых бесед. Так что если у вас нет ко мне конкретного дела, то, может быть, не стоит продолжать наш разговор?

– Ну, это уж как будет угодно, – Экман огорченно уступил, поднимаясь. – Однако боюсь, что наше с вами знакомство на этом не закончится. Нет, я ничего определенного не подразумеваю. Но от судьбы не уйдешь. И чем дальше, тем будет сложнее… Извините! Всего доброго!

– Вас проводит Яна.

Принимая свой плащ, который он не надел, а просто перекинул через руку, Экман устало поинтересовался:

– Так вас зовут Яна?.. В таком случае, до свидания, Яна!

Почти сразу после ухода Экмана привратник, открыв ворота, пропустил «Мерседес». Богдан, виновато улыбнувшись (хозяин требует), пробежал мимо Яны и вошел в кабинет к Павлу.

– Ну как? – спросил тот нетерпеливо. – Был там?.. Говорил с ней?

– Пытался.

– Ну и… – Павел хмурился, предугадывая ответ. – Что же ты молчишь?

Богдан развел руками.

– Она не хочет вас видеть. Я уговаривал так и этак, все бесполезно.

Павел встал, прошелся по комнате.

– Что ж, – сказал он наконец, – не хочет – не надо. Пусть живет, как знает. Не стану я за ней бегать. Потом сама прибежит, прибежит, вот увидишь. Только будет поздно.

Богдан достал из кармана кулон с драгоценным камнем.

– Вот, просила вам вернуть.

Павел взял кулон, подарок, который он когда-то сделал Ларисе. Подержал в руках, задумчиво потер камень, а затем вернул обратно Богдану.

– Возьмите, Богдан. Мне это не нужно. Подарите лучше своей жене.

*****

Несмотря на то, что раз в неделю попрежнему приходила уборщица, Яна взялась сама навести порядок в последней комнате Ларисы. С ее уходом в ней царил хаос, уборщица боялась прикасаться к вещам, принадлежавшим самоубийце, даже находиться там старалась как можно меньше, и то обязательно при открытой двери. Однажды Яна проходила мимо, и стоило ей случайно прикрыть дверь, как та уже выскочила с перепуганным лицом.

О назначении многих предметов, которыми пользовалась Лариса, можно было только догадываться. Косметике она уделяла такое же внимание, как Яна – кухне. Флакончики, тюбики, пинцетики. Запах французских духов держался до сих пор.

Яна снимала покрывала, настенные коврики, поднимала дорожки, вытряхивая через окно. Пыль искрилась в лучах солнца.

Внезапно она испытала шок. Свернув матрас, Яна заметила торчащую рукоять ножа: между спинкой кровати и мягкой частью был зажат кухонный нож. В отсутствие матраса он перевернулся и еще глубже забился в щель, поэтому, чтобы его вытащить, ей пришлось взяться за лезвие. Яна не ожидала, что оно окажется таким острым. Она даже не почувствовала, когда полосой брызнула кровь.

Яна побежала вниз, к аптечке. Павел, встретив ее там, озабоченно спросил:

– Что с вами такое? Вы порезались?

Вместо ответа она показала нож. На самом краю лезвия алела свежая кровь.

– Разве можно так неосторожно обращаться… – он не договорил, обратив внимание на острую заточку. – Знаете, Яна, я бы не советовал так затачивать кухонные ножи.

– Это не я, – выдохнула Яна. – Этот нож находился в комнате Ларисы. Она его прятала под матрасом.

Павел снова, только уже изумленно повертел в руках сверкающий нож.

Яна набралась отваги спросить его о том, с чего, собственно, началось их знакомство.

– Вы ведь не верите в предсказания?

– О чем это вы?

– Одна гадалка предсказала нашу с вами встречу. А еще она предупредила о женщине, стоящей между нами. Эта женщина представляет для вас серьезную опасность.

– Вы не говорили, что она предсказала нашу встречу. Это уже любопытно.

– Сейчас дело в Ларисе, а не в нашей встрече.

– Почему в ней? Послушайте, этот нож только подтверждает лишний раз, что она была психопаткой. Она всего боялась, боялась даже засыпать! Вы понятия не имеете, что это был за кошмар!

– Напрасно так думаете. Я уже слышала кое-что об этой Ларисе.

– О, значит, вы уже осведомлены! Быстро же вы освоились. Поздравляю!

Яна слегка покраснела, но это не помешало ей договорить до конца.

– Один и тот же нож можно использовать как для защиты, так и для нападения.

– Объяснитесь, – потребовал Павел.

– У вас ведь был ключ от ее комнаты. В ту ночь это ее и спасло. А раньше вы им часто пользовались?

– Это имеет значение?

– Вы сами только что сказали: она была психопаткой. Приняв вас за того, кого она боялась… Можно не продолжать?

Павел напряженно о чем-то думал, не глядя на Яну.

– Так! Ладно, собирайтесь, поехали!

– Куда это? – растерялась она.

– К гадалке! Пора с этим кончать.

*****

Гадалка приняла их в своей гостиной: длинные черные волосы, накладные ресницы, ярко накрашенные губы и кричащее красное платье с черной тесьмой. Всего в избытке. Броская внешность. Красивая – ни за что. Именно броская.

Яна еще подумала: а как она живет вне своего салона? Смывает грим, или не живет вообще?

– Карты? – спросила женщина.

– Карты! – кивнул Павел.

– На кого гадаем?

– Стало быть, на меня, – пожал он плечами.

Гадалка привычно перемешала колоду и предложила ему снять. Пока она раскладывала карты, на ее пальце привораживающе поблескивал крупный рубин – вероятно, искусственный, хотя наверняка знать было не дано.

– Судьба ваша вся здесь, – провела она рукой над столом. – Карты говорят: впереди у вас длинная дорога, а в конце – известие из казенного дома. Не бойтесь: это приятное известие.

Рубин перелетал от одной карты к другой.

– О вас думают! Это женщина. Вас ожидает страсть!

– А опасность? – нетерпеливо спросил Павел. – Опасности нет никакой?

– Опасности я пока не вижу. Удача, женщины, ссора… Известие о смерти! Но бояться вам нечего.

– Постойте! – вмешалась Яна. – А вот это что? Крестовая семерка? Ведь это же опасность! Почему вы не говорите?

– Милочка, кто вам такое сказал? – гадалка посмотрела на нее снисходительно.

– Предыдущая гадалка.

– Ну, если и так, то никакая она не гадалка. Крестовая семерка означает известие из казенного дома. Опасность может выражать восемь пик, но никогда – крестовая семерка! Вам это любой подтвердит. Нет, милочка моя, вас попросту надули.

Павел расхохотался прямо за столом, не дожидаясь, когда они выйдут на улицу.

– Гадалка, тоже мне! Простите, это не вам! Обыкновенная авантюристка ваша гадалка! – продолжал он, обращаясь к Яне. – Признайтесь, где вы ее откопали?

– Но ведь она дословно предвидела нашу встречу в больнице, – оправдываясь, сказала Яна. – Помните? Вы тогда вошли с цветами и сразу направились ко мне. Она предсказала появление принца, который пришел бы за мной. Вы и явились, как принц. В белом костюме и с букетом орхидей.

Она дрожала, выдав свою тайну. Павел перестал смеяться.

– Что вы такое говорите? Подумайте, Яна. Ну разве с тех пор у вас не было других встреч, не было никого, кто, кроме меня, сошел бы за принца?

Яна вскинула на него укоризненный взгляд.

– Вы меня не поняли! Предсказание было сделано за час до вашего появления.

– Что?!

Яна развела руками. Павел вцепился в нее, поедая хищным взглядом.

– Яна! Где и когда видели вы эту женщину?

– Я же сказала, перед самым вашим приходом, в палате.

– Опишите мне ее.

– Безумно красивая блондинка, пахнущая французскими духами, стройная, элегантная…

– Достаточно, – прервал ее Павел. – Так вот оно что! Нет, Яна, это было не гадание по ладони, и о моем появлении она узнала не из карт. Она отлично знала, что я приеду, потому что выписывалась из больницы, а я должен был забрать ее домой. Но я опоздал, точнее, она ушла раньше, попросту сбежала, решив порвать со мной. Вы же заняли ее место в палате, вот почему я направился в вашу сторону, а увидя вас вместо нее, все понял. Извините, Яна, если я задел ваши чувства, но цветы предназначались ей. Это была Лариса.

Яна утопила лицо в ладонях: да, это похоже на правду – она все поняла! Но ей нестерпимо хотелось заполнить пробелы невыдуманной истории о настоящем принце.

– А в больницу она попала после отравления снотворным?

– Вы угадали.

– И в конверте, очевидно, было письмо, предназначенное вам.

– Какой конверт? А впрочем, это уже не имеет значения.

– Ну да, – ответила Яна сама себе. – Вместо того, чтобы оставить письмо, она решила предупредить вас через меня. Вот только что она имела ввиду, говоря об отверженной женщине?

– Так ведь у нее помутился рассудок, вы же знаете.

– Да, конечно.

*****

Яна вошла в кабинет Павла, только дождавшись, когда Юлик будет в школе, а Павел уедет на работу. На этот раз уже точно никого.

Стол сиял чистотой: Павел любил порядок. Яна с удобством расположилась в мягком вращающемся кресле. Сняв телефонную трубку, вызвала из памяти номер Ларисы.

Гудков пять-шесть прошло впустую, никто не подходил к телефону. Она уже хотела отложить звонок, как на противоположном конце раздался чей-то голос:

– Психиатрическая лечебница.

– Что? – не поняла Яна. – Еще раз повторите, пожалуйста.

– Это психиатрическая лечебница. Кто вам нужен?

Даже не извинившись, Яна поспешно бросила трубку.

*****

Обычно в промежутке между двумя и тремя часами Богдан привозил детей со школы. Потом они садились обедать, Юлик молча съедал свой обед, вставал и уходил к себе заниматься. Ни разу такого не было, чтобы за столом он закапризничал. Не было у него ни любимых блюд, ни наоборот, нелюбимых. Что ему ни положи в тарелку, он проглатывал содержимое с одинаковым равнодушием. Вероятно, своим примером Юлик положительно влиял на Ириночку, потому что при нем и она ела быстрее.

Самое большее, на чем можно было ее поймать, так это на отвлеченности во время еды. Ей делали замечание: «Ириночка, пожалуйста, не смотри по сторонам. Смотри лучше в тарелку. Вон какая вкусная у тебя овсянка. Будь умницей. Ты же не собираешься растянуть это удовольствие до вечера?». Каждый раз она спохватывалась, начинала усиленно двигать челюстями, но энтузиазм таял на глазах, и опять что-нибудь отвлекало ее внимание.

Занимался Юлик много и упорно. Яну очень интересовало, сколько времени у него уходит на выполнение того или иного задания, но так она и не смогла определить. То он сидел над алгеброй, то писал сочинение, то опять возвращался к математике. К школьной программе добавлялись домашние задания от репетиторов. Справлялся он полностью, но Яна не могла понять, чем он этого достигает: интеллектом или упорством. Во всяком случае, жалоб от учителей не поступало, и это давало ему право отказаться от предложенной помощи. Она даже стала подозревать, что для него это было стимулом к учебе: не подпустить ее к себе, а потому прилежно учиться, чтобы не дать ей такого повода.

Ириночка играла всегда очень тихо, не причиняя никому хлопот. В таком возрасте дети более открыты. Яна была уверена, что ей-таки удастся подобраться если не к Юлику, то уж к Ириночке наверняка. Но что-то мешало, существовала невидимая преграда, отделявшая ее от детей. Все старания пропадали даром. С самого первого дня она не продвинулась ни на шаг.

Однажды, проходя мимо детской, сквозь приоткрытую дверь Яна услышала их голоса. Ее привлекла интонация – нескованная, свободная, без привычной фальши. Она невольно задержалась, чтобы насладиться ею. За дверью находились дети, какими она хотела их видеть. Как тогда, на лужайке.

– Что же ты делаешь, дуреха? Все знают, что нельзя на темный фон накладывать светлый. Видишь, что у тебя получилось?

– Ну и пусть!

– Дай-ка сюда кисточку! Вот посмотри, как надо делать.

Наступила пауза.

– Дай!.. Отдавай! Я сама.

– Сначала поучись!

– Хватит, отдавай кисточку!

– Убери руки!

– Что ты сделал с моим рисунком?

– Что я сделал? Да разве так не лучше?

– Ты все испортил!

– Не выдумывай!

Послышалось хныкание.

– Я пожалуюсь маме!

– Да? И что ты ей скажешь?

– Что ты отнимаешь у меня кисточку и мешаешь рисовать!

– Ну давай, попробуй. А я расскажу ей, что ты до сих пор писаешь в кроватку. То-то она обрадуется!

Яна догадалась, что Ириночка сейчас разревется по-настоящему, и перешагнула порог.

– Дети, что у вас тут происходит?

Оба стояли за детским мольбертом, у Ириночки все руки были в краске, а Юлик с удовольствием разглядывал общую мазню.

– Ничего, – тут же ответил он, пожимая плечами.

Он быстренько вернул кисть Ириночке, достал платок и вытер слезы с ее щечек.

– Так уж и ничего! А Ириночка почему плакала?

– Что вы, это вам показалось. Правда, Ириночка?

Та замотала головой:

– Нет, я не плакала.

– Вот видите. Я же говорю, вам показалось. У нас все хорошо.

Юлик не отворачиваясь смотрел на нее чистыми детскими глазами.

*****

Вечером с работы вернулся Павел. Яна подождала, когда он пройдет в кабинет, и вышла к Богдану. Тот крутился около машины.

– А, Яна! Ну как, вы еще не решились прогуляться со мной, хотя бы для вида?

– Знаете, Богдан, мне не до прогулок сейчас.

– А что случилось? – Богдан нахмурился, но продолжал протирать тряпкой стекла.

– Скажите… Только скажите правду: где их мать?

Теперь он выпрямился и вздохнул, вытирая руки той же тряпкой.

– Да говорю же я вам: она умерла. Вы что, не верите?.. Господи! Она умерла ровно год назад, в той же больнице, что вы лежали. Хотите побывать на ее могиле? Я помогал Ириночке бросить первый ком.

– Нет, не хочу, – ответила Яна.

У нее закружилась голова, и она присела на капот автомобиля.