Глава 3.2

Яна не находила себе места. Экман не развеял, а наоборот, только укрепил ее подозрения. Она сама бродила как привидение по дому. Вот коридор, вдоль которого она пробиралась наощупь этой ночью, сжимая в руках злополучное ружье. Кто же мог нажать на спуск? Не выстрелило же оно само.

При дневном свете все видится гораздо проще. Но Яну не покидало ощущение опасности, захватившее ее сегодня ночью. Она было успокоилась, да Экман снова разбередил душу.

Яна и не заметила, как очутилась у подножия лестницы, ведущей в мансарду. Что-то помимо воли тянуло ее туда. Прагматичный ум советовал ей вернуться. Но искушение взяло верх.

Хотя дом был огромный, ей казалось, будто скрип рассохшихся ступеней слышно в отдаленных уголках. Она стала подниматься медленней и осторожней. Скрип перестал резать слух.

Зато сердце стучало все чаще по мере приближения. Не потому, что она надеялась там что-то найти, чего не углядели другие – сказывался прежний строгий запрет.

Замок висел в том положении, в каком его оставили воры: в ушке скобы, болтающейся на дощатой двери. Экман был прав: не трогая замок, они отпустили только скобу, приложив к этому немало стараний. При такой ржавчине им пришлось как следует повозиться! Наверное, оно стоило того. Что же получается? Имей Тарас своей целью что-то унести незаметно, он мог бы это сделать в любое из своих посещений. Если таскать понемногу, сразу никто бы и не хватился. Так ведь нет же! Значит, надо было, чтоб заметили? Интересно получалось. В доме никого нет, взлома тоже не было. А ценности исчезли за одну ночь сами собой.

Опять же: кто стрелял из ружья?

Затаив дыхание, Яна перешагнула порог мансарды.

Сквозь единственное окно в крыше струился яркий свет. Сверкающий столб живой пыли тянулся от пола к окну, и напротив, углы тонули в полумраке. В самом низком месте высота не превышала и метра, в самом высоком… Тарасу только чуть-чуть не хватило роста. Спрыгнув на пол, он тут же разбудил Яну.

Она осторожно сделала несколько шагов. Тем не менее каблуки громко застучали по голому дощатому полу.

Комната носила следы погрома. Воры в темноте перевернули все вверх дном. Одна коробка полностью раздавлена – Тарас наступил на нее ногой. Под ногами валялось затоптанное тряпье. Другая, наоборот, распакована очень аккуратно, а часть вещей из нее вынута и сложена рядышком, да не на полу, а на соседнем ящике. Яна заглянула вовнутрь и увидела косметический набор, лежавший сверху. Она взяла в руки флакончик духов. Запах лаванды, конечно же! А она не могла понять, что еще за аромат примешивался к прелому запаху, насыщавшему неподвижный воздух мансарды. Однажды Яна уже слышала этот запах в своей комнате. Но кто мог открыть коробку? Едва ли воры в ночь ограбления интересовались ее содержимым. А коробка-то была открыта сравнительно недавно. Слой пыли внутри был очень тонкий, тогда как снаружи хоть рисуй пальцем.

Она оглянулась. Тут еще, оказывается, были вещи, покрытые более тонким слоем пыли, чем эта коробка. Как такое могло случиться? Ни воры, ни полиция не могли ее стереть, тогда слой остался бы неравномерным, или же пыли не было бы вовсе. Нет, эти вещи кто-то безусловно трогал, не сейчас, не этой ночью, а раньше.

В углу находилась картина, прислоненная к стене лицевой стороной. Вот ее-то как раз брали в руки только что: следы совсем еще свежие.

Яна развернула картину. С полотна в нее вонзила взгляд красивая женщина с тревожными глазами и копной всклокоченных волос. Специально она себя так изобразила, или же была такой на самом деле?

У Яны возникло острое чувство, словно у этой комнаты попрежнему имеется своя хозяйка, а она, Яна, незванным гостем вторглась в чужие владения. Смысл взгляда с портрета теперь она расценивала как оскорбленный всеми этими вторжениями.

Внезапно ей показалось, что в комнате кто-то есть. Как будто кто-то еще смотрит ей в спину. Яна резко обернулась, но никого не увидела. Нервы совсем расшатались, подумала она на выдохе.

Вдруг она увидела своими глазами (а может, снова почудилось?), как шевельнулась перевернутая на бок треснувшая коробка, вещи из которой лежали, тоже наполовину высыпавшись на пол. Нет, ей не показалось. Вот она снова ожила. И – хруст. Легкий, осторожный, но отчетливо распознаваемый хруст. Яну снова кинуло в дрожь.

Она мужественно шагнула навстречу притаившейся опасности. И тут ее встретили настороженные желто-зеленые глаза.

Кошка неотрывно следила за ней из глубины полупустой коробки.

– Мурочка! – позвала Яна.

Но кошка кинулась наутек в раскрытую дверь.

После пережитого волнения Яна готова была разрыдаться. Неудивительно, что Лариса отправилась прямо отсюда в сумасшедший дом.

Она ушла из мансарды, оставив все, как есть. Но и за стеной тревожный взгляд хозяйки продолжал ее преследовать.

Сойдя со ступенек, Яна столкнулась с Ириночкой. Та посмотрела вверх и увидела открытую дверь мансарды.

– Вы ищете маму? – простодушно спросила Ириночка.

Яна взяла ее за руку.

– Где Юлик? Отведи меня к нему.

Юлик сидел перед телевизором. Кошка пристроилась у него на коленях. При виде Яны он направил пульт на экран, тот погас. Он, безусловно, догадался, что она все равно потребует выключить.

Его ноги были на диване, в присутствии Яны поза не совсем подходящая. Безусловно, он это понимал. Ему пришлось спустить ноги на пол, он сам, она даже не заикнулась. Потревоженная кошка нехотя спрыгнула с насиженного места.

– Что происходит в этом доме? – спросила Яна напрямик.

Его брови потянулись вверх.

– Я не знаю, что вы имеете ввиду.

– Все-то ты знаешь, – нестрого пожурила она. – Только хитришь… Кто стрелял из окна веранды?

– Мы с Ириночкой были в это время в ее комнате, – быстро напомнил Юлик.

– Это я уже слышала. Нет, я не имею ввиду вас двоих. Но кто-то ведь нажал на спуск! Часто ли ружье стреляет само по себе, попадая при этом кому-то прямо в живот?

Яна надеялась, что он хоть как-то отреагирует на такую подробность, хотя бы поморщится, что ли, но Юлик только пожал плечами. Он видел в этом лишь техническую сторону дела.

– Не сомневайтесь, попасть в живот легче, чем в голову…

Яна замерла в ожидании: что в таком случае он скажет дальше? И услышала слова, от которых повеяло холодом.

– Вы заходили в мансарду, надо полагать? Я же говорил: мама нас защитит. Но вы не поверили.

Яна нахмурилась.

– Пожалуйста, не издевайся надо мной. Не далее, как прошлой ночью в доме произошло убийство.

– С чего вы взяли, что я над вами издеваюсь? – удивился он, и, кажется, вполне искренне.

– Потому что не считаю тебя сумасшедшим. Твоя мама умерла ровно год назад. Или ты надеялся, что я не стану наводить справки?

– Ну, умерла, это еще как сказать!

Теперь ее бросило в жар.

– Что значит, как сказать?

– Тело умирает, зато душа остается жить – в новом теле. Так бывает.

Она попробовала взять себя в руки.

– И в какое же новое тело переселилась ее душа?

Юлик не ответил.

– Мама… – повторила она. – Хорошо. Познакомь меня с ней… Ну, что же ты!

– Не волнуйтесь. Она сама скоро постучится в вашу дверь. Успеете наплакаться.

– Почему? Я не причинила ей никакого зла.

– Да неужели? – насмешливо переспросил Юлик. – Она все видит! От нее ничего не скроешь.

– Да что она такое видит?!

– Ну, это вам лучше знать, – уклонился он от ответа, вставая. – Извините, можно, я пойду в тренажерный зал? Отец велел мне побольше тренироваться. Я как раз собирался туда идти перед вашим появлением.

Яна не смогла его удержать. Она бы заставила его ответить на любой вопрос, но только не по поводу ночного призрака. Конечно, он это знал.

Задержавшись на пороге, Юлик бросил с полуоборота:

– Если плохо спится, примите снотворное. Лариса накупила его на год вперед.

Так дерзко он еще никогда с ней не разговаривал. Яна недоумевала. Всегда такой тихоня. Откуда он набрался смелости?

Мама?!

*****

Новая комната, в которой предстояло жить Яне, оказалась даже больше прежней, но зато теряла в уюте. Какой-то она была холодной, как номер в дешевой гостинице. Нет, все удобства были на месте: и трюмо, и туалетный столик, и платяной шкаф, и даже банкетки, чтобы не садиться на кровать во время переодевания. Всего две по обе стороны трюмо. Толстый ковер на полу посередине глушил все шаги. Вот только закатные лучи никогда не заглядывали вовнутрь. Сумрак с утра до вечера. А в сумраке и обстановка кажется более строгой. К тому же окно выходило на гараж вместо цветочных клумб.

Яна убеждала себя в том, что уступила требованию Павла. Но втайне сознавала свое позорное отступление перед суеверием и терзалась догадками, как посмотрят на это дети, особенно Юлик.

Они столкнулись на повороте коридора. Богдан как раз выносил матрас, когда появился Юлик. Мальчику пришлось посторониться. Наморщив лоб, он проследил глазами за перемещением матраса, но ничего не сказал.

Подбежала Ириночка, искавшая спрятавшуюся кошку.

– Кис, кис!

Яна видела, как та юркнула в приоткрытую дверь опустевшей комнаты под мансардой.

Ириночка, так уж точно ничего не смыслила в этих играх, и спросила прямо, без всяких задних мыслей:

– Куда вы перезжаете?

Яна не смела открыть рот, ее выручил Богдан.

– Всего лишь в другую комнату, деточка.

– А почему? – допытывалась Ириночка с истинно детским простодушием.

– Новая комната просторнее, и меблирована лучше. Яне в ней будет удобнее.

Интерес был удовлетворен. Юлик оттащил сестренку к стене, чтобы не задело громоздкими вещами, проплывавшими мимо них, и опять промолчал.

В следующий раз Яна увидела его на пороге своей новой комнаты. Он вошел, волоча перед собой журнальный столик.

– Если не ошибаюсь, по вечерам вы любите читать, сидя в кресле, – пояснил он.

В комнате действительно нехватало чего-то такого. Но Юлик… Она не могла в это поверить. Что это еще за порыв души?

Она смущенно застыла с вешалкой в руках. Следующей фразой, произнесенной вдруг, без всякой связи, он, наверное, решил окончательно выбить у нее почву из-под ног.

– Вы хотели знать, в кого вселилась мама.

От неожиданности Яна упустила вешалку. Та беззвучно упала на мягкий ковер. Наклонившись за нею, Яна выиграла для себя несколько секунд, чтобы обдумать поведение.

Юлик выждал тоже.

– Ну так я вам скажу.

*****

Вечернее солнце обходило ее новую комнату стороной, а вот ночное небо являлось во всем своем блеске. Яна задумчиво уставилась на звезды, за спиной светила настольная лампа, но ее свет простирался не дальше раскрытого окна. За окном же стояла ночь при загадочном сиянии луны.

Ну что за фантазии роятся в детской голове! И как только они могли додуматься!

Юлик такой не по возрасту ответственный, серьезный. Отец явно завышает планку требований. Другие его сверстники и половины тех знаний не имеют, которыми напичкан его мозг! Пускай много ненужного, по мнению Яны, вот хотя бы этот буддизм, но ведь у каждого свои увлечения. Не беда, еще год, два – и он сам разберется в хаосе своих потребностей. Сам! Не стоит навязывать даже соблазны, если он о них ничего не знает, эффект чаще бывает противоположный. А уж подавно то, к чему душа не лежит.

И вот – на тебе! Как это на него непохоже! Вернее, на ее прежнее представление о нем.

И вообще, как плохо она его знает!

А Ириночка? Казалось бы, одно загляденье! Чудо – не ребенок. Тихая, скромная. Совершенно не избалованная. Запретишь срывать цветы – послушается, велишь ложиться спать – и слова не скажет против. Братово послушание иной раз, может, и пугает даже, зато у нее уж точно искреннее. Иногда любит поплакать. Так кто ж не любит? Только вот плач и нытье – далеко не одно и то же. А Ириночка никогда не ноет. По крайней мере в ее присутствии.

Яна еще мирилась, пока они говорили о маме, как о живой, воспоминание, должно быть, свежо, но чтобы всерьез верить в переселение душ… И в кого?!

Какой ужас! Надо же такое придумать, будто мама переселилась в кошку! Нет, они не шутят, они в это верят!

Видно, это уже традиция, в доме все по очереди сходят с ума.

Не забыть ей до конца жизни, с каким самозабвением скармливали они кошке ее пирожные. И вовсе не из-за того, что выпекала она, Яна. Дело, оказывается, не в ней, и даже не в пирожных. Любой на ее месте имел бы тот же успех. Наверное, у них даже слюнки текли при виде того, как Мурочка вылизывает крем. А, чтоб тебя!..

Какой-то шорох привлек ее внимание. Ну и устала же она от этих звуков! Впрочем, на этот раз что-то новое. Прежде она его не слышала. Во всяком случае, ничего похожего на шаги. Безусловно, Яна их больше не услышит: мансарда осталась далеко в стороне. Нет, сегодняшний скорее походил на робкое кошачье поскребывание.

Она замерла посреди комнаты. Должно быть, возмутитель спокойствия испугался ее, Яны, шагов. Потому что на время шорох исчез, но повторения она-таки дождалась. Будто кто-то царапал дверь. Она остановилась на местоимении кто-то, чтобы не сказать: кошка.

Скреб, скреб. Пауза. И опять: скреб, скреб.

У Яны внутри все перевернулось. Она резко нажала на ручку двери и потянула на себя.

На пороге никого не было. Тогда она выглянула в коридор: тот был абсолютно пуст.

Показалось?.. По правде говоря, что-то уж многовато кажется ей в последнее время.

Вот разве что дверь ванной комнаты в нескольких метрах отсюда – она была приоткрыта.

Яна открыла ее пошире и поискала рукой выключатель. Вспыхнул свет, приумноженный белым кафелем. Голубоватые цветочки на белом фоне.

И все равно никого. Только об дно ванной со звоном бились частые капли из неплотно закрытого крана.

Усталой рукой она перекрыла кран и погасила свет. Спать, спать! Что ей сейчас действительно необходимо, так это хороший, глубокий сон. А иначе она изведет себя до такой степени, что станет слышать не только шаги или поскребывания, но и голос покойной хозяйки дома.

*****

С такими вот намерениями провела Яна очередную бессонную ночь. Юлик, и тот обратил внимание на круги у нее под глазами. Он даже грязную посуду в этот раз убрал со стола после завтрака и сам отнес на кухню, поближе к мойке. Сам, никто его не просил.

Поутру обыкновенно все видится проще, если бы только не усталость… Впрочем, хлопоты по хозяйству помогли Яне преодолеть и этот кризис. Интеллигенция обычно больше страдает, потому что много думает. У домохозяек времени на размышления остается меньше.

Она и не заметила, как снова пришел вечер. Уложив детей спать, Яна пристроилась в своей комнате, в кресле у журнального столика, что притащил Юлик, с книжкой в руках. При свете настольной лампы она раскрыла книгу на месте закладки, но так и не перевернула ни одной страницы.

Скребки она услышала сразу. Всего лишь пять минут за полночь! Она не торопилась подходить к двери, пробуя в тишине прислушаться к осторожному поскребыванию. Вроде мыши, грызущей доску, или собаки, поднявшейся на задние лапы, с требованием, чтобы ее впустили. Собаки, а почему не кошки? При всем своем упорном неприятии Яна снова и снова возвращалась к одной и той же мысли. Действительно, это могла быть и кошка. Только вот кошка, просящаяся в дверь, жалобно мяучит, а эта прямо рвется, и все тут.

К тому же, Яне еще ни разу не приходилось слышать от кого-нибудь, или видеть, чтобы Мурочка царапалась в какую-либо дверь. Еще бы, в просторных домах с большим преобладанием пустых комнат такой инстинкт совершенно бесполезен.

И наконец, последнее. Вчера она тоже взглянула на часы: было одиннадцать минут первого. Откуда у кошки пунктуальность такая, с разницей во времени в шесть минут?

Яна тут же рассердилась на саму себя. Почему все ее подозрения в итоге возвращаются к тому, что ей настойчиво подсовывал Юлик? Глупые детские бредни становятся навязчивой идеей, не дающей ей прохода. А ведь он сам недавно пообещал ей, что мама скоро постучится в ее дверь. Его обещание сбылось.

А может, это он и есть? Сидит себе сейчас под дверью, и дразнит ее? Яна подскочила как ошпаренная, взбудораженная этой внезапной мыслью. Не удалось разгадать тайну мансарды, так хоть теперь не дать бы себя одурачить! Она подбежала к двери, рванула за ручку. Если там Юлик, на этот раз он от нее не скроется! Правда, эта мысль могла только на секунду, в момент возбуждения увлечь Яну. На самом деле такой поступок был бы примитивным и недостойным Юлика. Посиди она еще пару минут, глядишь, и сама от нее отказалась бы.

Судорожный спазм сдавил ей горло. Если бы не он, Яна закричала бы. Нет, она не увидела ни Юлика, ни грабителя в маске, вообще никого. Ни даже какого-нибудь хитроумного приспособления, какой-нибудь электронной игрушки, которой этот сорванец мог бы управлять на расстоянии. Никого и ничего.

Яна посмотрела в один конец коридора, затем в другой. И там ни души! Вот только круп кошки с поднятым триумфально хвостом неспеша повернул за угол.

Припав к косяку двери, Яна неожиданно зашлась слезами. Это были слезы отчаяния.

*****

Экман появился около одиннадцати, когда Павел уже уехал к себе на работу, а дети отправились играть в сад. Им обещали, что расследование не затянется надолго, поэтому всего лишь через пару дней они смогут возобновить прерванную поездку. Неразговорчивый привратник молча впустил его в дом, но сам дальше крыльца не смел ступить даже в отсутствие хозяина и его детей.

Яна приняла гостя с кислой миной.

– Не волнуйтесь. Я не буду заставлять вас повторять все сызнова, – немедленно успокоил ее Экман.

Она предложила ему место на диване. Экман, привычным движением подтянув брюки, сел, и тотчас ему на колени взобралась кошка.

– У меня результаты дактилоскопии, – заявил он, погладив шерсть под довольное прищуривание кошачьих глаз. – Наши эксперты исследовали ружье.

Яна безучастно ждала продолжения.

– Должен вас разочаровать, но кроме отпечатков ваших пальцев, других, ни на стволе, ни где-нибудь в другом месте, увы, не обнаружено.

– Что вы хотите этим сказать? – еще не успев сосредоточиться, переспросила Яна. Она безотрывно следила за кошкой, растянувшейся у Экмана на коленях.

Тот вполне терпеливо воспринял ее невнимательность, однако, видно, его самого тяготила собственная миссия.

– Видите ли, вы попрежнему остаетесь единственным подозреваемым. А это означает, что работа всей следственной группы направлена на сбор улик, подтверждающих вашу причастность к убийству, – он вздохнул, замечая, что Яна попрежнему слушает его весьма рассеянно. – Другими словами, единственная конкретная задача следствия на сегодняшний день – посадить вас на скамью подсудимых.

Тут Яна вздрогнула, наконец она поняла смысл того, что втолковывал ей Экман.

– Честно говоря, я вам симпатизирую, но что я могу? – он оторвал руку от гладкой шерсти цвета морской волны, чтобы подчеркнуть слова жестом.

Об оконную раму ударился бумеранг. Кошка навострила уши и в следующее мгновенье соскочила на пол.

– Извините, это дети, – пояснила Яна.

– Ну что вы! Наоборот, это я отнимаю у вас время, тогда как вы, очевидно, в качестве гувернантки должны находиться рядом с ними.

– Не будете возражать, если я вас ненадолго покину? – спросила Яна, обеспокоенно выглянув в окно.

– Вы к детям? Если позволите, я охотно составлю вам компанию.

Обогнув дом, они вышли в сад. Юлик виновато покосился в их сторону. Яна только качнула головой.

– Кажется, вы к ним успели очень привязаться? – предположил Экман.

– Почему вы так решили? – спросила она скорее из любопытства, чем из желания опровергнуть его догадку.

– А потому, что вы тотчас забыли о собственной проблеме, едва вспомнили о детях.

Яна задумалась над его словами. Экман не стал дожидаться признания, взмахнул руками, вдруг меняя тему.

– Как здесь у вас замечательно! Какой воздух, а запах!

Его окружал цветник, усеянный пестревшими тюльпанами, их развернувшиеся бутоны настойчиво тыкались в его ладони. За цветником соблазнительно зеленел газон, прятавшийся от солнца в тень высоких деревьев.

– Обожаю эту пору года, когда лето еще только на пороге. Все познается в сравнении. Июнь – с февралем. Ваши годы – с моими. Наслаждайтесь жизнью, пока можете.

– Это ваше «пока» звучит довольно пикантно в сложившейся обстановке. Не правда ли?

– Вы намекаете на дело, которое меня сюда привело?

– Нет, это скорее вы намекаете.

– Ну что ж, можно и так это понимать. Хотя молодость, она все равно молодость.

– Даже в тюрьме?

– Представьте себе.

– Представила. Когда вы меня арестуете?

– Во всяком случае, не сегодня. А если бы это зависело от меня, то – никогда… Знаете, учитывая мое к вам отношение, могу пообещать, что предупрежу вас заранее.

– Подозреваю, вас не очень радует ваша работа.

– На этот раз вы правы. Вы, молодые, счастливы хотя бы тем, что живете легко, не испытывая сомнений.

– А вы как же?

– А что я? Мне и так скоро на пенсию.

– И что это вы так собрались?

– Да ничего. Просто возраст. Возраст, милая моя.

– Хороший предлог, нечего сказать. Зачем же вам пенсия? Вы еще полны сил и умрете от скуки.

Экман отмахнулся.

– Лучше умереть от скуки! Вот, закончу это дело, и подам рапорт. С меня хватит. Я старый еврей. Сейчас в органах не осталось евреев. Нет евреев, и нет профессионалов. Потому что еврея в органах удержит разве что призвание.

Он стоял и смотрел прямо в окно веранды.

– А знаете, баллистика подтвердила: выстрел произведен непосредственно с подоконника, как и предполагалось вначале. Стрелявший мог и не брать ружье в руки. Только это обстоятельство и может быть расценено в вашу пользу. Да вот беда в том, что прокурор не захочет принять его во внимание.

Яна нахмурилась.

– Значит, все-таки выстрелить мог любой, в том числе и ребенок?

Экмана насторожил ее вопрос. Он закряхтел.

– Зря я вам это сказал. Последнее невозможно по другим причинам. Вы их знаете.

– Да, да, я помню, – рассеянно подтвердила Яна. – А вот… например, кошка?

– А что, кошка? – не понял Экман.

– Ну, кошка могла тоже ведь нажать на спуск? Разумеется, случайно.

Он хитро прищурился. По его глазам нельзя было понять, что он думает. Тут Яна опомнилась и сообразила, что выглядит абсолютной идиоткой.

*****

А все же она не успокоилась и посмела задать тот же вопрос Богдану. Перед тем ее, правда, долго мучили сомнения. То она сама откладывала под разными предлогами, то Богдан уехал куда-то, выполняя поручение Павла. Сам Павел остался на обед. Но спросить его она и в мыслях не имела. На это она не пошла бы ни под каким видом.

– Кажется, сегодня снова приходил этот, из прокуратуры? – поинтересовался он между прочим, сидя за обеденным столом и кроша хлеб. Павел до сих пор не мог запомнить его имя. – Вы с ним разговаривали?

Яна ответила, что да.

– Что он тут забыл?

Ей не хотелось признаваться в том, что она главный или, точнее, единственный подозреваемый, и Яна просто сказала, будто он приходил с целью осмотреть еще раз место происшествия. Павел поверил или нет, но в любом случае разозлился.

– Вот что, Яна. Вы уже и так достаточно уделили ему внимания. Все, хватит. В следующий раз не церемоньтесь, гоните смело в шею! Вы не обязаны ради удовлетворения чужого любопытства отвечать на все его дурацкие вопросы. Хочет – пусть официально вызывает в прокуратуру. Там и беседуйте с ним, сколько влезет. Но не волнуйтесь! Вот увидите, как только вы ему это скажете, он тут же оставит вас в покое. Он не станет таскать вас в прокуратуру, будьте уверены. Дело выеденого яйца не стоит, а он все канителится с ним. Воображает себя персоной, хотя на самом деле этот ваш следователь – пустое место!

У нее что-то там грелось на плите, и она воспользовалась этим, чтобы убежать на кухню. От его слов сохранился неприятный осадок. Чтобы не продолжать тему, она старалась больше в столовой не появляться.

Тем более, что поставила перед собой другую задачу: подобраться к Богдану.

Услышав, как въехал автомобиль, а затем хлопнула входная дверь, она выглянула в коридор. Это действительно был Богдан. Его легко было соблазнить чашкой кофе с творожным пирогом, испеченным ею собственноручно. Богдан растаял на глазах. Как же, она сама приглашала! Теперь из него можно вить веревки.

– Ваши выпечки неподражаемы! Вот бы моей жене у вас поучиться! – он добавил со вздохом. – Ее сырник не идет с вашим ни в какое сравнение.

– Я поделюсь с вами секретом. Передайте вашей жене, что творог великолепно сочетается с ванилью, именно ей он обязан своим вкусом. Почему-то все хозяйки добавляют лимонную цедру, но никто – ваниль.

Он снова вздохнул.

– Знаете, если у человека нет к этому таланта, никакая ваниль не поможет.

Она попробовала улыбнуться.

– Я отрежу вам часть. Захватите с собой.

Ему она сказала правду.

– Сегодня опять приходил следователь. Они считают, будто это я стреляла из окна веранды! Можете себе представить?

– Да что вы говорите?! – Богдан от возмущения даже отставил чашку.

– Вы один знаете, что это невозможно!

– Неужели найдется кто-нибудь, кто в это поверит?

– А как вы думаете, кто бы это мог быть? – спросила она с затаенной надеждой.

Богдан растерянно замолчал.

– Они утверждают, что ружье выстрелило прямо с подоконника. Его не брали в руки, понимаете?

– Ну, случается, что ружье стреляет само… – несмело промямлил Богдан.

– И при этом пуля попадает в живот грабителю, который как раз в этот момент поднимается приставной лестницей на второй этаж?

– Ну… – он поскреб себя в затылке.

Яна увидела, что подобралась к главному вопросу. Только теперь ей не помешало бы занять у кого отваги.

– Вот разве если бы только… если бы какое-то животное, например, кошка… Как вы считаете? – спросила она осторожно.

– Не понимаю, – откровенно признался Богдан. – Что вы имеете ввиду?

Как и Экману, этому тоже приходилось буквально разжевывать. Ну почему они упорно не желали понимать ее с полуслова? Яна чувствовала себя очень неловко.

– Я хотела сказать, что… кошка, повидимому, тоже ведь могла задеть спуск, – лишь только она это выдохнула из себя, как ей сразу полегчало.

– Чего, чего?

Вдруг забыв о лояльности к Яне, Богдан уставился на нее словно на привидение. Ей показалось, что, оправившись от шока, он обязательно рассмеется ей в лицо.

Яна залилась краской и смущенно опустила глаза. Ей вдруг стало очень стыдно. Как же такое могло случиться, чтобы она, и поверила в подобную чушь?