Глава 3.1

Дети отнеслись к тому, что случилось ночью, с поразительным равнодушием. Яна боялась, что это скажется на их и без того нарушенной психике. Но, к ее безмерному удивлению, они сели за стол вовремя и с выжиданием посмотрели вместе на кастрюлю, стоявшую на плите. Павел тоже никак не потерял аппетит. Наверное, только одна Яна и страдала по этому поводу.

А ведь кто-то из них, сидящих за столом, не далее как нынешней ночью нажал на спуск охотничьего ружья. Неужели с таким же хладнокровием, как вот сейчас завтракал с нею за одним столом? Окровавленный Тарас не выходил у нее из головы. Ей захотелось вскочить и сотворить что-нибудь из ряда вон выходящее. Чтобы не поддаться соблазну, она раньше времени вышла на кухню за чаем. Этого хватило, чтобы предотвратить эмоциональный взрыв, но вот надолго ли? Она опасалась, что он не последний, и что следующий наплыв безумия уж точно застанет ее врасплох.

– Не чавкай! – замечание предназначалось Юлику. – А ты, – сказал отец, весьма строго взглянув на Ириночку, – убери локти со стола и не болтай ногами.

Яна не могла справиться даже с той символичной порцией риса, что положила себе в тарелку, и все ждала, когда он спросит: «Что с вами, Яна? Вы нездоровы?» Чтобы на том и покончить, она уже решила сказать, в таком случае, будто ее знобит.

Впрочем, это было скорее правдой. Солнечное июньское утро заглядывало во все окна, а она никак не хотела расстаться с шерстяной кофточкой.

Под конец завтрака дверь приоткрыл бородатый привратник и сказал, с трудом ворочая языком:

– Извините. Там… полиция.

Яна так редко слышала его голос, что успевала забыть, как он звучит. У него были проблемы с произношением, а иначе служить бы ему дьяконом в сельском приходе.

– Опять? – вздохнул Павел. – Ладно, проведите их в гостиную.

Яна воспользовалась тем, что он отвлекся, и поставила свою тарелку на тележку с грязной посудой.

Павел бросил взгляд на пустое место.

– Вы уже позавтракали, Яна? Тогда, может, займете наших гостей чем-нибудь?

Гость был один: лысеватый, в дешевом костюме, купленном в ближайшей одежной лавке. Лицо показалось ей знакомым.

– Здравствуйте, Яна! – поздоровался он приветливо.

Теперь и она вспомнила: это был тот самый следователь из прокуратуры. Его фамилия…

– Экман, – с улыбкой напомнил он. – Да, видите, какие настали времена. Снова я вам надоедаю.

– Господин Костырко сейчас спустится. Он приводит себя в порядок.

– Очевидно, мне следовало придти попозже, у вас ведь была бессонная ночь.

– Уже все позади.

Экман не ответил, только недоверчиво посмотрел Яне в глаза. Она испугалась этого взгляда, слишком много он означал.

– Говорят, вы были знакомы с убитым, – сказал он.

– Действительно.

– Кто-нибудь вас познакомил?

– Нет. Все вышло случайно.

– И вы не спрашивали, кто он, откуда?

– Зачем мне это было нужно?

Экман осуждающе покачал головой.

– Вы хоть понимаете, что он вас просто использовал?

Вопреки ожиданию Экмана, ей не было стыдно. Смерть Тараса все уравновесила. Это Экман, не знавший ни ее, ни тем более Тараса, мог предполагать что угодно. На самом деле ей не хотелось, чтобы кто-то узнал о ее слабых сторонах. А слабой стороной была жалость, которую она до сих пор испытывала к Тарасу. И не потому, что он умер, смерть сама по себе вещь естественная. А потому, что умер обыкновенным воришкой, так и не сумев преодолеть этот барьер.

– Кажется, вам пришлось подождать.

Это произнес Павел. Он шагнул к зеркалу и, стоя к гостю спиной, поправил щеткой волосы.

– Ничего страшного, – ответил Экман в спину Павлу, не ставя ему в вину столь раскованное обращение.

Павел оставил зеркало в покое.

– Ну вот, теперь я готов уделить вам несколько минут. Прошу за мной.

– Позже мы вернемся к нашей беседе, – пообещал Яне Экман, вставая с дивана.

*****

Они прошли в кабинет. В дверце стеклянного шкафа, в котором раньше висело ружье, до сих пор торчали невыпавшие осколки разбитого стекла. Экман с сожалением припомнил, что восхищался им в прошлый раз.

– А я ведь предупреждал, что мы еще встретимся.

Павел пожал плечами (ничего не сделаешь!), и предложил занять кресло в углу кабинета.

– Лично я не вижу связи между ворами и моей бывшей экономкой.

– Ну, с ворами все более или менее просто. Двое любителей впервые решились на самостоятельное дело, и, как оно водится, первый блин – комом. Хотя вынужден признать, они неплохо подготовились – как для новичков, разумеется. Этот ваш компаньон подвернулся весьма кстати.

– Какой еще компаньон?

– Ну как же! – удивился Экман. – А ваша предстоящая сделка?

– Ах, вы и об этом знаете!

– Вы упомянули о нем в своих показаниях.

– Да, кажется. Я и забыл.

– Вот видите… – следователь загадочно помолчал. – Ну да Бог с ним. Меня сейчас другое интересует.

Поскольку он снова умолк, Павел закончил вместо него.

– Кто стрелял из ружья?

– Вы сами об этом заговорили, – подчеркнул Экман.

*****

Следователь оставил разговор с Яной под самый конец.

– Надеюсь, что хотя бы вы, Яна, прольете свет на это темное дело, – высказал он скромное пожелание.

– Спрашивайте, но… ведь я уже давала показания.

– Ну, показания, что – бланк, заполненный с соблюдением формальностей. Документ, имеющий юридическую силу. Нет, я хочу другого. Позвольте мне взглянуть на прошедшую ночь вашими глазами. Меня интересует, светила или нет луна, и как пахнут тюльпаны в ночном саду.

– Дайте-ка я на вас погляжу! И откуда это полицейский такой выискался, романтик? – Яна с усмешкой покачала головой.

Экман лукаво прищурил глаза.

– Нет, – возразил он, – я никакой не романтик, это точно. Но зато вы – библиотекарь. У вас замечательная профессия. Вы-то уж определенно должны видеть глубже остальных.

– Ах вот оно что! Вам известно, кто я! Когда же вы успели?

– Ошибаетесь, я знаком с этой семьей уже давно. И с вашей историей в том числе.

– Это ли не в связи с Ларисой?

– А вот сейчас вы угадали.

– Это было нетрудно. После вашего визита хозяин все рассказал водителю, а тот – мне.

– Беседовать с вами одно удовольствие. Вы, стало быть, в курсе всех семейных тайн.

Яна снова получила повод улыбнуться: этот следователь очень ловко намекал, будто она знает больше, чем говорит. И наверняка о последней ночи тоже.

– Хорошо. Я постараюсь описать ночь со всеми подробностями. Одно прошу: не заставлять меня это делать в третий раз.

– Я весь – внимание.

Экман слушал, слушал, наконец не удержался и осторожно спросил:

– Как вы думаете, почему вы одна услышали, что в доме чужой?

Яна взметнула брови.

– А вы разве не знаете, что моя комната как раз под мансардой?

Экман задумался.

– Вероятно, раньше это была комната Ларисы?

– Ну да, – автоматически согласилась Яна. Кажется, она поняла, на что он намекал, но решила сделать вид, будто не заметила.

Экман в свою очередь тоже не торопился развивать эту мысль.

– Первым делом вы заглянули к хозяину?

– Да.

– И он спал крепким сном?

Яна подтвердила.

– Вам не удалось его разбудить, тогда вы забежали в кабинет, схватили ружье и вышли им навстречу. А они, увидев вас, не на шутку перепугались… Будто столкнулись с привидением.

Голос его прозвучал вкрадчиво, как если б он сам знал больше, чем хотел, чтобы выглядело со стороны.

– Вы сильная женщина.

– Ну, не так уж. Честно говоря, мною тоже скорее двигал страх…

– Перед грабителями?

Уточнение странное, но Яна о том не подумала. Правда, Экман не стал дожидаться ответа.

– И все же вы их обратили в бегство, а потом стали преследовать…

– Пока они не одумались.

– Чудесно. А теперь скажите: как вам посчастливилось заметить лестницу?

– Я оставляла открытыми двери комнат, чтобы пустить хоть немного света в коридор. Как вы, наверное, обратили внимание, в нем нет окон, кроме узкого оконца, затененного деревом.

– Ну, допустим. Значит, вы увидели лестницу и спускающегося по ней вора. Почему же вы не выстрелили сразу?

Яна пронзила его глазами.

– А я должна была выстрелить?!

– Ну хорошо, – он вскинул руки вверх. – Признаю, это был провокационный вопрос.

– Вы считаете, что это я убила Тараса! – догадалась она.

– Ну зачем же вот так сразу! Нет, что вы. Я далек от мысли обвинять кого бы-то ни было.

– Но меня вы тоже ведь включили в число подозреваемых?

Экман оживился.

– А что, могут быть еще подозреваемые? Как, по вашему?

Яна передернула плечами.

– Я не знаю, кто бы мог выстрелить.

– Ну, в доме-то находилось всего четверо. Правда вот только, ваш хозяин…

– А что хозяин?

– Но вы же сами минуту назад утверждали, что не смогли его добудиться.

– А если он… – она прикусила язык, посчитав уже само предположение чересчур дерзким. Говорить такое про хозяина!

– Ну, что же вы! Договаривайте, раз уж начали!

Но Яна отрицательно мотнула головой.

– Что ж. Тогда я позволю себе закончить вашу мысль. Вы хотели сказать: возможно, все это лишь притворство? Разве нет?

Яна замялась.

– Только теоретически.

– Теоретически? Гм… Он при вас выпил снотворное?

– При мне, – подтвердила она, уже догадываясь, куда он клонит.

– Двойную дозу?.. Вот видите. А вам приходилось принимать это снотворное?

– Приходилось.

– И как результат?

– Спала без задних ног.

– От двух таблеток?

– От одной, – призналась она со вздохом.

Экман мог не продолжать.

– Да, конечно, – согласилась она смущенно. – Я не подумала об этом.

– А к Юлику вы не заглядывали случайно?

– К Юлику? – Яна судорожно сглотнула слюну. Как видно, он решил ее добить. – Но ведь он же еще ребенок!

– В четырнадцать лет? Не скажите!

Она растерялась.

– Юлик? Нет! Я не знаю, но…

– А Ириночка? – этот Экман, должно быть, решил над ней поиздеваться.

Она так и подумала, вообразив его неловким шутником. Но у того был самый серьезный вид.

– Вы не представляете даже, насколько дети легче решаются на преступления, чем взрослые.

Яна задрожала.

– Да вы в своем уме? Вот еще! Семилетний ребенок! Она и ружье-то не поднимет!

– Ну, вполне возможно, что убийце не было надобности поднимать ружье. По предварительному заключению, выстрел был сделан как раз с того положения, в котором ружье и было найдено, то есть прямо с подоконника. В любом случае, кто бы из них ни нажал на спуск, другой его покрывает, поскольку они с Юликом были в это время вместе. Так, по крайней мере, они оба утверждают… Вы не знали?

Яна часто заморгала ресницами.

– Так вот, – Экман продолжал. – Ириночке ночью понадобилось выйти, но света, как вы знаете, не было, она боялась темноты и поэтому разбудила брата. Юлик сводил ее куда надо, но после того как снова уложил в постель, она заявила, что ей страшно, и потребовала, чтобы он не уходил.

– И он остался?

– Вплоть до момента, когда прогремел выстрел. Он успел рассказать ей сказку об Аладдине, так они оба уверяют.

– Я и не подозревала, что Юлик помнит хотя бы одну сказку, – подумала она вслух, и немедленно отмахнулась. – Извините, но мне даже слушать вас невмоготу. Чтобы сочинить подобное, нужно обладать безудержной фантазией при полном отсутствии сочувствия к вашим жертвам. Теперь я понимаю, откуда у вас, «мусоров», такая никудышняя репутация.

Экман нисколько не обиделся.

– А разве у меня большой выбор подозреваемых? Если не ваш хозяин и не его дети, то кто же тогда – вы?.. Почему вы с таким возмущением на меня смотрите? Вы согласны с тем, что это не мог быть хозяин, потому что сами дали ему снотворное. Вы отказываетесь заподозрить детей – ну что ж… Кстати, я разделяю ваше убеждение, что дети не могли этого сделать. Только я руководствуюсь не одними эмоциями. Но сперва еще такой вопрос. Вы ведь ложились последней. Смею предположить, что вы нигде не оставили включенным свет перед тем, как лечь спать.

– Что вы, конечно, нет!

– Прекрасно. Понимаете, свет появился сразу после выстрела, можно сказать, в считанные секунды. Дети тут же узнали об этом, так как Ириночка оставила включенным ночник. Но кто еще в доме мог это знать? Соседи, выглянувшие на звук выстрела, тоже обратили внимание, как в одном из окон загорелся свет от ночника. Это была спальня Ириночки. Но с тыльной стороны дома вы не могли этого видеть. И там все окна оставались темными. Свет горел только в Ириночкиной спальне. Первым на выстрел примчался Юлик, не прошло и минуты. Ириночка пуще прежнего боялась оставаться одна, вся в слезах, она прибежала следом. Теперь вообразите себе, будто кто-то из них нажал на спуск охотничьего ружья. Кто бы это ни был, у него не остается времени, чтобы подняться наверх, увидеть единственную зажженную в доме лампочку, а затем так же быстро спуститься вниз и выбежать во двор. При всей нелогичности такого поступка боюсь, что он просто не успевает проделать столь длинный путь. Какой же напрашивается вывод? А такой, что в момент, когда грянул выстрел, дети находились наверху, в Ириночкиной комнате.

Яна продолжала сидеть затаив дыхание: вдруг Экман еще что-нибудь добавит.

– Не сомневаюсь, что вы с большим облегчением восприняли эту новость. Вам бы очень не хотелось, чтобы дети оказались в это замешаны, не правда ли? Ну вот, мы с вами и доказали их непричастность. Правда, теперь единственный оставшийся подозреваемый, это – вы.

– Я?!

– А вы со мной не согласны? Только что мы с вами вместе отвели три возможные кандидатуры. Ваша последняя.

– Но я же… я же знаю, что этого не делала! – в отчаянии закричала Яна.

– Да? Весьма убедительно.

Она застонала, но потом ей удалось взять себя в руки. Она должна привести неопровержимый довод! Довод, но какой?

– Как, объясните, я могла стрелять, если находилась в это время у него за спиной?

– Кто-нибудь это видел?

– Но я же была там, когда он упал. Тарас умер у меня на руках. Я была там раньше всех. Как бы я успела? Нет, это невозможно!

– Очень даже возможно, если выпрыгнуть из окна веранды. На это хватает и нескольких секунд, – невозмутимо возразил Экман.

– Да неужто вы в самом деле думаете, что я сиганула бы с такой высоты? За кого вы меня принимаете? В конце концов, я не мужчина все-таки!

– О, вы не представляете, на что способны многие женщины, стремящиеся ускользнуть от наказания!

– Ах вот как вы решили все повернуть!

– Не я. Обычная логика. До сих пор вы со мной во всем соглашались, – заметил Экман как бы с упреком.

– Вас послушать, так я должна взять на себя вину за чужое преступление лишь потому, что у вас нет убийцы!

– Опять двадцать пять! – Экман прихлопнул себя по коленям. – Вы только что сказали, чужое. А можно конкретнее? Одно имя. В виде самого простого предположения.

Яна нахмурила брови.

Экман вдруг увел разговор в другую сторону, словно и не было никакого обвинения в убийстве.

– Да, между прочим, одна любопытная деталь… Эти ребята хорошо подготовились к ограблению. И знаете, что? У меня сложилось впечатление, будто они хотели скрыть следы проникновения извне. На что, интересно, они рассчитывали?

– Я вас не вполне понимаю, – сбрасывая паутину удручения, призналась Яна.

– Дверь мансарды они открыли очень аккуратно, отвинтив гайки с двух болтов, что удерживали скобу. Они лишь отпустили щеколду, не трогая замок. Снаружи это невозможно, другое дело изнутри. Но там все заржавело. Я представляю, как им пришлось попотеть. Впрочем, у них для этого было с собой все необходимое. Они хорошо знали, с чем им придется столкнуться. И еще, – Экман достал из кармана два болта с насаженными гайками. – Это было у них изъято среди прочего «хозяйственного набора». Хотя кого заинтересует пара самых обыкновенных болтов с самыми что ни на есть обычными гайками! Их даже не включили в опись. Я и сам, честно говоря, собирался выбросить, да только знаете, что меня остановило? Размер тот же, что и снятых с двери мансарды, вот только длина значительно больше. Видите, какие они длинные?.. Убедились? – показав, он подбросил болты на ладони. Металл коротко звякнул и утих, зажатый в его кулаке.

Но Яна все равно не могла взять в толк, зачем ему эти болты.

– Знаю, знаю! Вы хотите спросить: ну и что же тут такого? А вот что. Каким способом они открыли дверь мансарды, я только что вам объяснил. Но чтобы уйти тем же путем, через крышу, и при этом закрыть за собой дверь столь же аккуратно, необходима бόльшая сноровка. Аккуратно, означает в данном случае закрыть дверь изнутри, но так, чтобы снаружи попрежнему висел нетронутый замок. Для этого и нужны болты бόльшей длины. Вы возвращаетесь в мансарду, собираясь покинуть дом с мешком награбленного добра. Прикрываете за собой дверь, оставляя лишь небольшую щель – настолько, чтобы просунуть руку. Напоминаю: сам замок вы не трогали, он висел и продолжает висеть прикипевший у вас на щеколде, вы отпустили только скобу, прижатую двумя болтами к косяку двери. Теперь в обратном порядке: вы снова пропускаете болты через скобу, сквозь отверстия в дверном косяке, и благодаря длине проталкиваете так, что концы уже выступают из отверстий, а ваша рука все еще просунута в щель и толкает болты, пока ее не начинает зажимать дверью. В этот момент вы вытаскиваете руку и подтягиваете болты уже за выступающие концы. Вы себе это представляете?.. Наконец, дверь закрыта, гайки навинчиваются на болты, а выступающие длинные концы срезаются. Вам и в голову не придет, что нынче ночью эту дверь открывали, – он опустил болты обратно в карман. – Вы все поняли?.. А я нет! Воры были уверены, что дом пуст. Они могли вышибить ее двумя ударами ноги. Зачем все это было нужно? Как вы думаете?

– А что на это второй? – нашлась она.

Экман пожал плечами.

– Да из него и слова не вытянешь. Трясется, и только. Возможно, чем-то сильно напуган. Интересно, что бы это могло быть? – он пристально посмотрел Яне в глаза перед тем, как встать на ноги. – Если появится срочная необходимость, можете мне звонить в любое время. Надеюсь, номер моего телефона вы еще не потеряли.

Яна почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине.

Что он этим хотел сказать? Что-то еще кроме того, что над ней нависла угроза быть обвиненной в убийстве?

*****

После ухода Экмана Яна вернулась в гостиную, где были они всем семейством, куда спустился и Павел, одетый, чтобы ехать на работу.

– Яна, у вас вид человека, которого только что вытащили из-под обвала, – заметил он обеспокоенно. – Что он вам такого наговорил, этот болтун, как его… Напрасно вы беспокоитесь, на самом деле в руках у него против вас ничего нет. Это дело быстро закроют. Вора посадят, и на этом все закончится. Вот увидите!

Он шагнул было к выходу, но раздумал.

– Послушайте, не воспринимайте его всерьез. Все это расследование – шелуха, пустой звук. Запомните: чем меньше собака, тем больше она производит шума. Кто он такой, этот ваш Фукман, или как его там? Шестерка! Всего навсего шестерка, попавшая в приличный дом и от такой радости решившая показать свою власть. Ничего у него не выйдет, уверяю вас! И знаете, почему? Каждый занимает место в иерархии общества в меру своих способностей. Протрите глаза! Я зарабатываю в минуту столько, сколько этот болтун не заработает и за час. Я неплохо содержу семью и создаю рабочие места для других, где они все окажутся без меня? А этот Фукман – кого они только прислали? – не в состоянии даже купить себе приличный костюм! Что он может – составлять протоколы, это весь его тяжелый труд? – Павел неожиданно кивнул в сторону Юлика. – Вот еще один подрастает… такая же бездарь!

Юлик вздрогнул и прикусил губу. Притихшая Ириночка переводила взгляд то на брата, то на отца.

– А меня вы к какому разряду причисляете? – пожалуй, Яна тем самым встала между отцом и Юликом.

Павел стушевался.

– Вы женщина, вы – другое дело.

– Мы другого склада ума?

– Нечто вроде этого, – неохотно согласился он и поспешно прибавил, закрывая тему. – Кстати, думаю, что после сегодняшних событий вам-таки необходимо сменить комнату. Я обещал вам это раньше, но теперь-то уж пора перейти от слов к делу. Мы определимся, когда я вернусь. А сейчас мне нужно ехать. Извините!