Глава 3.3

За ужином Павел взглянул на нее, и не выдержал.

– Яна, что с вами происходит? Вы какая-то заторможенная. И день ото дня все чахнете и чахнете. Я вас совершенно не узнаю. Сюда пришла несколько отставшая от моды провинциалка, и даже исхудавшая после болезни, но во всяком случае ее глаза блестели и на щеках красовалася румянец, а что сейчас? Бледное, помятое лицо, потухший взгляд – покойник, и тот лучше смотрится. Если так пойдет и дальше, останется только вас похоронить.

Дети оценивающе присмотрелись к ней вслед за отцом.

Интересно, говорил ли он то же самое Ларисе?

– Уж не больны ли вы?

– Нет, нет! Просто в последнее время замучила бессонница, – решила она сознаться. Наверное, это все же лучше, чем если ее уложат в постель.

– Вот оно что! Попробуйте попринимать снотворное. Средство безотказное, по себе знаю.

– Спасибо. Я так и сделаю.

Яна сказала так больше, чтобы его успокоить. На самом деле она и не думала даже, но когда пришла пора, ей припомнился его совет.

А может, и правда, ей все это лишь мерещится? И все эти кажущиеся полночные шорохи, доведшие Ларису до безумия, до попытки самоубийства, творят теперь то же самое с ней?

Если только это была попытка самоубийства.

Ну вот! Опять за старое! Ох, уж эти сомнения. Именно они не дают ей покоя, лишают сна.

Яна зажгла светильник, чтобы взглянуть на часы. Скоро полночь. Вчерашнее царапание прозвучало в такое же время.

Нет, на этот раз она не позволит себя увлечь! Будет спать назло всему. Павел прав. Игнорируя странные звуки, она поставит себя над ними, только так и можно одолеть всю эту мистификацию – не думая о ней.

Она подошла к туалетному столику. Возле приготовленного стакана с водой лежал оторванный уголок пластинки с таблеткой снотворного. Яна разорвала фольгу и вытряхнула ее в стакан. Таблетка с шипением тут же растворилась в воде. Она уже поднесла стакан к губам, как ее будто током ударило.

Еще вчера в аптечке она сама насчитала несколько таких пластинок, а точнее – три. По меньшей мере три пластинки вчера находилось в одном из ящичков аптечного шкафа. Сегодня вечером она обнаружила только одну.

Яна попробовала себя урезонить: скорее всего, кто-то что-то искал, да и внес беспорядок. Но это легко проверить. Правда, ей не хотелось набрасывать на себя халат и спускаться на первый этаж, где находилась аптечка. Вот еще, станет она проверять, доказывая тем самым слабость натуры! Она уже пообещала себе оставаться сильной, то есть вера в догмы материализма не должна поколебаться.

Но нет, она не сумела устоять. Искушение взяло верх. Яна набросила халат и спустилась вниз, чтобы развеять сомнения.

Где там! Она выдвигала один за другим ящички в поисках исчезнувших таблеток. Ей пришлось полностью высыпать содержимое аптечки на стол, но и это не помогло. Вернее, теперь она уже окончательно убедилось в обратном. Двух пластинок как не бывало!

*****

Яну затрясло. Если бы одна пластинка, но две! Кому понадобилось сразу две пластинки?

Кто бы мог взять? Павел не носится с таблетками. Если нужно, всегда принимает на кухне, благо, та в двух шагах. Дети, так они и вовсе в руки не берут. Может, Богдан? Но опять же: почему две?

Дрожь усилилась, после того как она полностью перепроверила всю аптечку. Таблетки самым таинственным образом исчезли.

Яна поднялась к себе. Сначала медленным шагом, затем быстрее, и наконец ворвалась, гонимая страхом, в свою комнату.

Стакан, на треть наполненный водой, все так же стоял на туалетном столике. Яна опасливо взяла его в руку, посмотрела сквозь него на свет. Ничего такого, обыкновенная прозрачная вода. На дне, разве что, лежало несколько крупиц осадка. Если принять во внимание, что одну таблетку она уже бросила – все в порядке. Только вот Яна не помнила, появился осадок после того, как она растворила таблетку, или же был до этого.

Она резко поставила его назад, так, будто рука вдруг ослабела. Вода всколыхнулась и перелилась через край, расплескавшись по столику. Яна с отвращением отряхнула ладонь, куда тоже попали брызги, и тщательно, с тем же чувством вытерла о подол халата.

Попрежнему ее бил озноб. Вобрав голову в плечи, села она на кровать и уставилась бессмысленным взглядом в одну точку прямо перед собой.

Внезапно сорвавшись, подбежала к двери и заперла ее на замок. Этого ей показалось мало, она схватила стул и заблокировала им дверь, открывавшуюся наружу, продев за дверную ручку. И снова вернулась на свое место, к той же позе.

Однако ощущение опасности не покидало ее. Тем более неприятное, что явилось ниоткуда, хотя замысел с таблетками она уже раскрыла, и с этой стороны ей ничего не угрожает.

Рука сама собой скользнула в щель, под подушку, туда, где когда-то был встромлен кухонный нож. Она вернула его на место, в кухню. Нож был остро отточен и оставался таким по сей день, потому что Яна к нему ни разу больше не прикасалась.

Она снова вскочила и прикипела к двери. За дверью стояла гробовая тишина. Тогда Яна осторожно отпустила замок. Короткий глухой скрежет, и опять – тревожная тишина.

С отчаянно бьющимся сердцем она перешагнула порог. Свет из комнаты хлынул за ней следом, в его отражении она увидела пустой коридор, но и это не умерило ее волнение.

Яна спустилась на кухню. Дом спал. Она сняла нож со стены. И снова, как раньше, в ряду ножей был недокомплект.

Оставляя позади темное пространство, Яна возвращалась в свою комнату. Однако с ножом, крепко сжимаемым в ладони, она чувствовала себя куда как увереннее. Держась стены, кошка в панике прошмыгнула мимо нее вниз по ступеням.

Яна опять закрылась на ключ. Можно было еще и стул посадить на дверную ручку, но теперь у нее был нож. Она легла в кровать и спрятала его под одеялом.

Вскоре веки, тяжелея, стали опускаться помимо воли. Яна закрыла глаза. Только ночник продолжал гореть, предупреждая, что она еще не спит.

Она проснулась, разбуженная возней у двери. Кто-то с другой стороны пытался попасть ключом в замочную скважину. Яну кинуло в жар. Она сорвала с себя одеяло. Вот оно, началось!

Нож, как назло, куда-то запропастился. Она ужаснулась и нервно сбросила одеяло на пол. Нож полетел впереди одеяла на ковер.

С ожесточением она схватила нож и на цыпочках подкралась к двери. Затаив дыхание, Яна прислушалась, она стремилась угадать, кто был за дверью: взрослый человек, ребенок, или… животное. Палас до порога не доходил. Босыми ногами она совершенно не чувствовала холодный пол. Зато слышала сопение того, кто находился по ту сторону двери.

Сжимая в правой руке нож, левой она отпустила замок и, нажав локтем на ручку, резко толкнула дверь. Кто-то, не успев даже охнуть, грузно свалился на пол. В полосе света мелькнули голые икры ног.

Яна открыла дверь настежь.

На миг Павел отвел ладонь, которой было прикрылся от слепящего света. Увидев над собой Яну с занесенным ножом, испуганно закричал:

– Яна, остановитесь, это же я! Это я, Павел Костырко! Вы меня не узнали?

Яна оцепенела. Он назвал даже фамилию, очевидно, решив, что она не в себе. А и правда, в своем ли уме она была?

Вдруг обессилев, она выпустила нож, и тот брякнулся рядом с Павлом. Из ее глаз ручьем хлынули слезы.

Павел убедился, что ему больше ничего не грозит, и вскарабкался на ноги, придерживаясь за стену.

– Ах, Яна, как вы меня напугали!

Яна продолжала истерично рыдать. Он успокаивающе положил руки на ее вздрагивающие плечи.

– Ну, ну, будет вам. Все уже позади. Не плачьте.

Но она увернулась, с ужасом представив, что думает о ней Павел, и спаслась бегством в свою комнату.

*****

Поутру ее спальня имела неузнаваемый вид. Подушка мокрая от слез, одеяло съехало на пол, одежда разбросана по углам, цветочная ваза, расколотая, купалась в луже вместе с тюльпанами.

И только стакан с питьевой водой, почему-то нетронутый, попрежнему стоял на столике. Это все из-за него! Яна в порыве ненависти схватила его, хотела выплеснуть воду в окно, да и стакан зашвырнуть куда-нибудь за ограду, но вовремя опомнилась. Нет, это хорошо, что она вчера забыла про стакан. Сегодня и осколков было бы не собрать. А так…

Она поискала глазами, достала с полки полупустой флакон из-под духов и безжалостно выплеснула содержимое в окно, как только что собиралась опорожнить стакан. Аккуратно, стараясь не потерять ни единой капли, слила воду в освободившийся флакон, а флакон вернула на место. Никто и не догадается.

Зеркало оказалось прямо перед ней. Увидев в нем себя, она пришла в такой ужас, что ночным страхам пришлось потесниться. Глаза красные, под глазами мешки, нечесанные волосы торчат клочьями, и взгляд совершенно дикий. На этот раз ее уж наверняка примут за сумасшедшую.

Позабыв обо всем, Яна суетливо взялась приводить себя в порядок. Не пожалела ни времени, ни косметики, но зато теперь ее было не узнать. Вернее, она стала куда более похожей на прежнюю Яну. Даже платье сменила. Не то чтобы на лучшее, а просто на другое. Урок Ларисы не прошел даром.

Сейчас следует исправить то, что она натворила ночью, скрасить неприятное впечатление, которое она произвела на Павла. Еще одна глупая выходка вроде этой – и психушки не избежать.

В последний раз взглянув на себя в зеркало, она разгладила руками морщины. Вот так, поприветливей. Как будто ничего не произошло, наставляла она себя. Пусть лучше он усомнится, что видел ее с ножом в руке.

Стараясь удержать на лице улыбку, Яна вышла из комнаты. Они все ждали внизу, обескураженные запаздыванием завтрака, а может, и не только этим.

– Извините, но, кажется, я сегодня проспала, – произнесла она, сокрушенно вздыхая.

Юлик с Ириночкой, раскрыв рты, осмотрели ее сверху донизу. Смена макияжа произвела нужный эффект. Без сомнения, посчитав это хорошим признаком, Павел располагающе закивал головой.

– Не беспокойтесь. Ничего страшного. Главное, что с вами все в порядке. Я-то ведь за вас переживал. Увидев свет в комнате, решил заглянуть. Вообще-то я стучал, но вы не слышали, – поколебавшись, он добавил. – После той истории с Ларисой я бы не прошел мимо… Ну, вы, конечно, догадываетесь, о чем я.

Яна механически кивнула в ответ. Он даже не подозревал, насколько в действительности близок стал ей тот эпизод.

– Ну вот, вообразите, стоит мне увидеть глубокой ночью светящуюся щель в дверях, и уже места себе не нахожу. Все время кажется, будто кто-то опять наглотался снотворного. Так что не смущайтесь, мне самому не помешал бы хороший отдых. Нервы, все нервы…

*****

Яна позвонила Экману, уже когда Павел уехал на работу. Ей не хотелось также, чтобы его видели дети, поэтому она назначила ему встречу в ближайшем кафе, в том самом, куда безуспешно приглашал ее Богдан в течение первых двух недель. Позже он оставил эти попытки, довольствуясь короткими чаепитиями на кухне в ожидании хозяина.

Детей она оставила под честное слово Юлика, что он присмотрит за Ириночкой, и поспешила на встречу с Экманом.

Тот совершенно не удивился ее звонку. Может, привычка такая прокурорская, ничему не удивляться, а может, он попросту знал, что рано или поздно она позвонит. В кафе он явился раньше ее. Впрочем, это произошло опять же скорее из-за того, что она опоздала. Но он не выказывал нетерпения. Сидел себе, попивая остывший кофе так, словно для того только и зашел, чтобы отдохнуть от суеты. Сквозь окно было видно, как детвора играет в классики, прямо на проезжей части. В этом квартале движение на дорогах редкость. Автомобили надолго паркуют прямо у бордюров, не беспокоясь о том, чтобы оставить свободным проезд.

Яна инстинктивно обошла стороной расчерченный асфальт, хотя очень торопилась, и на полном ходу влетела в кафе. Она боялась, что Экман может уйти, не дождавшись ее.

Увидев его за столиком, она направилась к нему все той же стремительной походкой, неуклюже задевая ножки стульев. Энергично, не успев сбавить обороты, бросила сумочку на стол и придвинула стул. Потом убрала ее со стола, взяв себе на колени. Затем перевесила на спинку стула. Она нервничала.

Яна извинилась за опоздание. Экман бесстрастно поздоровался в ответ. Несмотря на протест, он заказал для нее (и для себя тоже) кофе с булочками.

– Уж вашей-то фигуре оно никак не повредит.

И он заметил! Яна прикусила губу. Экман позволил ей съесть булочку, и лишь после этого спросил:

– Так что у вас там стряслось?

Яна промолчала и взялась за следующую булочку. Экман не настаивал на немедленном ответе, хотя ее голос по телефону показался ему достаточно взволнованным, особенно когда он попытался перенести встречу на более позднее время. Чтобы уступить ей, ему пришлось испрашивать у начальства разрешения отсутствовать на совещании, а начальство всегда идет на это очень неохотно. И вот теперь он сидел напротив нее в кафе и, предвидя все последствия для своего пошатнувшегося здоровья, допивал очередную, сверх меры, чашку черного кофе.

В сумочке, висевшей на спинке стула, находился флакончик с водой, той самой, в которой она растворила таблетку. Но в последний миг Яна испугалась. Довериться следователю, слыханное ли дело? Хотя Экман казался ей вполне порядочным человеком, она не была в нем уверена до конца.

Не дождавшись, пока она соберется с духом, он заговорил сам.

– Ваша предшественница весьма интересная особа. Надо признать, вы тоже…

Сравнение с Ларисой Яну убивало. Но она не поддалась на провокацию, не позволял маленький флакончик из-под духов.

– Надеюсь, вы атеистка?

– Я давала повод так думать? – удивилась она.

– Ну, вы библиотекарь, а библиотекарю приходится сталкиваться с литературой весьма разного толка. Его влечет любопытство, ненасытная страсть ко всему, что еще непознано. А религия таких не любит. Мне кажется, что подавляющее большинство библиофилов – атеисты.

– А что, это имело бы значение?

– Ну, если вы атеистка, то и в мистику, очевидно, не верите? Или я ошибаюсь?

– А почему вы об этом вспомнили? – спросила она с дрожью внутри.

– Меня толкает на это ваша таинственность.

Яна опустила глаза.

– Помните наш разговор по поводу запасных болтов, найденных у взломщиков? – продолжал Экман. – Вам так ничего и не приходит на ум?.. Нет, настоящее зло следует искать не в мистике, а в наших мыслях, в наших поступках, в наших сердцах. Попробуйте расценить библейского героя как художественный образ, и вы увидите, что все начинает становиться на свои места. Вот если, скажем, вы умный человек, одаренный, но применение своим способностям не находите, кто-то определенно в этом виноват. Точнее, постаралось злое начало, сидящее в ком-то: ваш экзаменатор, например, торопился пораньше уйти домой, спешка стоила ему ошибки. Отнесся кто-то небрежно к своим обязанностям, и вот вам результат. Вы можете сколько угодно обвинять тирана, но тиран опирается на ваши же недостатки: на трусость, эгоизм, тщеславие и так далее. А в сумме это огромный отрицательный потенциал, религия дает ему вполне конкретное название – думаю, вы догадываетесь, какое, – в любом случае это некое суммарное зло, носителем которого в разной степени являемся все мы. В моем примере оно помешало доброму, если хотите, Божескому началу, то есть вашим способностям, послужить на благо общества. Все остальное – лишь мистика. Есть такие, которые любят водить руками вверх-вниз, вправо-влево, эта процедура им понятнее и ближе, чем оказание бескорыстной помощи. Один ворует прямо, забираясь в чей-то карман, другой ни за что не посчитает себя вором, но продаст вам гнилой товар, третий украдет у вас время, обойдя в очереди. Потом все эти воры пойдут в церковь молиться. Ну, допустим, помолились. Скажите, а что, после этого они перестали быть ворами? Вот вы, оглянитесь на себя: а всегда ли вы правы?.. Вот оно, зло, ищите его не где-то, а в своих же побуждениях. И не пробуйте изобразить в телесной форме. Как только вы захотите его материализовать, представить каким-нибудь конкретным чудовищем, считайте, что забрели в виртуальное пространство. Зло прячется и в вашем доме. Но не ищите, повторяю, зло во плоти. Оставьте это проповедникам.

Экман заглянул на дно своей чашки и допил холодный кофе. Яна терялась в догадках. Из всей этой кучи намеков она поняла только одно.

– Вы встречались с Ларисой, – произнесла она. – Что она вам рассказала?

Экман хитровато прищурился.

– Вы стараетесь что-то выведать у меня, но сами-то не хотите говорить откровенно.

– Ах так, – деваться некуда, Яна сунула руку в сумочку.

На столе появился злополучный флакончик. Экман впился в него глазами. Она подтолкнула флакончик к нему.

– Возьмите.

Но тот медлил.

– Что это?

– Вода.

Экман даже не улыбнулся.

– Одна только просьба, – прибавила Яна. – Сразу же дайте знать, когда будет готов анализ. Но больше никому ни слова. Это частное дело, только между мной и вами.

– Это уже две просьбы.

– Я очень вас прошу, – настаивала она.

Экман еще размышлял.

– Что следует искать в этом флакончике?

– Снотворное, вернее, нужно знать его концентрацию.

Он опустил флакончик в карман пиджака.

– Хорошо, я никому не скажу.

Яна облегченно вздохнула.

*****

Отдав лично, как и обещал Яне, флакончик на экспертизу, Экман поехал в больницу. Психиатричку окружал парк; безмятежный шелест в густых кронах деревьев и сломанные судьбы. Многим из пациентов суждено было оставаться здесь до конца жизни.

Экман не стал предъявлять удостоверение, он вообще крайне редко пользовался привилегиями службы. Как и все прочие граждане, скромно присел на скамью в вестибюле, времени вполне хватало. Если бы он торопился еще куда-нибудь, тогда другое дело. А так… На совещание он все равно опоздал.

Как и следовало ожидать, врач явился не сразу и с натянутым лицом, но, узнав Экмана, оживился.

– Вы?! Что же вы не назвали себя?.. Извините, что заставил вас ждать.

Он был низкого роста, из-за чего зрачки непременно закатывались вверх, когда он беседовал с кем-то, вроде как у дьякона, поющего псалмы. Зато собеседник наоборот, ощущал превосходство.

– Не страшно, – успокоил его Экман. – Время терпит.

– А вот ваш пациент пока еще не готов, – опережая его, предупредил врач. – Малость подлечим, тогда – извольте.

– А что, разве он совершенно невменяем?

– Ну, не так чтобы, – уклончиво ответил врач. – Но подобные визиты преждевременны… Скажите, вы хотите получить полноценного свидетеля, но чуть попозже, или вас устроят показания, которые вы не сможете никуда подшить, так как любой адвокат выставит вас идиотом. Вас, не его! – он показал оттопыренным большим пальцем на дверь за своей спиной.

– Я все понял, – улыбнулся Экман. – Простите, что сомневался. Настаивать не буду.

– А, пустяки! – отмахнулся тот.

Экман фамильярно взял его под руку и отвел в сторону.

– Может быть, вам он все-таки что-то рассказывал, как лечащему врачу?

– А что бы вы ожидали услышать? – насторожился врач.

Экман заговорщически повел бровями. Его еврейское лицо от этого стало еще больше еврейским.

– Ну, что-то не совсем обычное…

Врач скосил глаза на проходившую мимо них медсестру.

– Я хотел сказать, необычное для нас, простых смертных, – поправился Экман. – Вашему учреждению оно-то, может, как раз наоборот, очень даже знакомое.

– Да, конечно, – согласился врач, когда медсестра уже была далеко, – у нас свои понятия об экстравагантности.

– Стало быть, вы меня чем-то порадуете?

Тот засопел и вытер лоб платком, вынутым из нагрудного кармана. Шапочка съехала на затылок, приоткрыв заблестевшую лысину. Она хорошо была видна Экману сверху.

– Мы с вами люди, повидавшие жизнь, – рискнул напомнить он. – Что нам юлить?

Врач ответил шумным вздохом, не то сожалея, не то соглашаясь.

– Ну ладно. С ним что-то происходит… Если бы только он не молчал… Правда, мы случайно заметили: он бурно реагирует на упоминание о какой-то маме. Скажите слово: «мама», как он от вас немедленно шарахается. Хотя в остальном ведет себя очень спокойно.

– Мама? – Экман сделал вид, будто не понимает, о чем речь. – Мама, и все?

– Только вот чья это мама, и чем она его так напугала, мы не знаем.

– Допустим, но что же в этом странного?

Врач помялся.

– Как человек, я убежден, что мы имеем дело с серьезным нарушением психики. Но как врач, я склонен думать, что он скорее здоров, чем болен. Об остальном догадывайтесь сами.

Он развел руками и в последний раз закатил глаза.

– И больше я вам ничем не помогу. А теперь, если не возражаете, я хотел бы вернуться к больным.

– Разумеется. Спасибо и на том.

Пройдясь по аллее, Экман выбрал тенистую скамейку и, развалившись на ней, с удовольствием прислушался к шелесту листвы.

Кто же их поймет, этих психиатров?

*****

В середине дня Павел заказал билеты и попросил Яну съездить с детьми в цирк. Возвращались они вечером, к тому же солнце пряталось где-то за тучами, и смеркалось быстрее обычного. Еще в машине Яна обдумывала, что бы ей на скорую руку приготовить. Может, оладьи? Они у нее получались хрупкие, нежные, дети их просто обожали. Все необходимые продукты оставались в холодильнике. Да и какие там продукты? Вот разве что сметаны маловато будет, пожалуй, на такое мероприятие. Не мешало бы остановиться где-нибудь возле магазина. Она сказала об этом Богдану. Но тот ее просто ошарашил. Он ответил, что хозяин только что звонил на мобильный и велел ему не задерживаться, а возвращаться поскорее домой. Для чего нужна такая спешка? Все равно ведь ответственность на ней. Яна даже рассердилась и решила выразить Павлу свое возмущение, если только он не собирался поднять ей зарплату. На худой конец его могло спасти землетрясение.

А Богдан, видимо, что-то знал. Но не хотел признаваться, загадочно отворачиваясь и пожимая плечами. Ну что еще за секреты?

Перешагнув порог, Яна так и застыла на месте. Павел стоял посреди гостиной в вечернем костюме для выходов, все вазы наполнены свежими орхидеями, горели только свечи.

Яна ахнула. Но это было еще не все. В столовой на четыре персоны был накрыт стол, какой не часто увидишь и в ресторане.

Яна начисто позабыла загодя приготовленные сердитые выражения.

– Знаете, Яна, – произнес он ласково, – после той трагической ночи мы стали какие-то холодные, разобщенные, а ведь мы все – одна семья, и вы тоже, и я хочу, чтобы вы чувствовали себя, как в настоящей семье. Ведь вы же заменили детям мать, и кажется, они это поняли. Правда, дети?.. Извините, что вас не предупредили по поводу сегодняшнего вечера. Но я очень хотел, чтобы это стало сюрпризом. Забудьте свои обязанности. Сегодня ваш выходной.

Они расселись вокруг стола. Павел откупорил шампанское – только французское, только выдержанное. Яна с недоверием воткнула нож наугад.

– Что это?

– О, это особенное блюдо. Приготовлено по специальному рецепту на заказ. Отведайте!.. Не бойтесь, – рассмеялся он. – Оно вполне съедобно, можете мне верить. Догадываюсь, что вы никогда ни о чем подобном и не слыхали. Но я убежден: вам понравится. Ну же, смелее!

Она рискнула отрезать ломтик чего-то и положить себе в тарелку.

Павел провозгласил тост.

– За нашу выросшую семью! За вас, Яна!

Яна смущенно приподняла бокал. В эту минуту из коридора донесся телефонный звонок. Павел вскочил.

– Не беспокойтесь! На этот раз я сам подойду.

Слышно было, как он взял трубку. И больше ничего. Почти сразу он появился в дверях.

– Яна, это вас! – сообщил он обрадованным голосом: посчастливилось услужить.

Яна взяла трубку с мыслью об отце. Как же она удивилась, узнав голос Экмана! Она и думать забыла о нем, сочтя собственные подозрения досадной ошибкой. Она уже приготовилась принести извинения.

– Скажите, что натолкнуло вас на мысль отдать это на экспертизу?

Яна решила, что вопрос и есть вступлением перед тем, как ее высмеять.

– Ничего не нашли? – вяло поинтересовалась она. Слова прозвучали как догадка.

– Напротив, вы оказались правы. Там очень высокая концентрация снотворного. Стоило выпить до дна – и вы бы уже не проснулись.

– Яна, без вас мы продолжать не можем! – через открытую дверь донесся призыв Павла. – Передавайте привет вашим родственникам и возвращайтесь к нам.

– Да, да, я сейчас! – прикрыв трубку ладонью, крикнула она.

Но Экман все равно услышал.

– Он недалеко?

– Вы угадали.

– Я выполнил ваше условие. Никто ничего не знает. Но, возможно, теперь-то вы захотите…

– Нет! – испуганно отрезала Яна. – Нет, ни в коем случае!

– Яна! Вы идете? – настойчиво звал Павел.

– Извините, – сказала она в трубку. – У нас небольшой семейный праздник. Меня зовут к столу. Я думаю, ваше дело не такое уж и срочное.

Она положила трубку.

– Кто это был – ваш отец? – спросил Павел, увидев ее снова, только чуть побледневшую, на пороге.

– Нет, – рассеянно отозвалась Яна. Но тут же поправилась. – Мой брат.

– А и ладно! Итак, Яна, следующий тост – за ваше здоровье!

Она взяла наполненный в ее отсутствие бокал и поднесла к губам.