Глава 3.2

Максим встретил Чана, когда тот доставал чемоданчик из автомобиля врача, и ему пришлось не заглядывая в свою комнату сразу же вместе с ним подняться к дядюшке.

В комнате стоял удушливый запах лекарств. Дядюшка лежал на подушках, кислородная маска наполовину закрывала его лицо. Врач готовился сделать укол. Чан несуетливо помогал ему практически во всем. Кажется, у него был определенный опыт в таких делах.

Маска не позволяла дядюшке разговаривать, однако, заметив Максима, он знаком попросил его подойти поближе. Максим остановился у кровати и нерешительно взглянул на Чана.

– Вашему дядюшке будет приятно, если вы немного посидите около него, – подсказал тот. – Возьмите его за руку.

Он сделал так, как советовал ему Чан. У дядюшки была очень слабая, почти безжизненная рука. Он смотрел Максиму в лицо, по его дряблым щекам медленно катились две слезы, и Максим чувствовал себя прижатым к стене этим взглядом и этими слезящимися глазами. Мысленно он подбирал какие-то слова, но, что-бы ни придумал, от них за версту несло дешевой подделкой. Нечего было и надеяться на то, что его отсутствие, а точнее, попытка к бегству останется незамеченной. Но самое главное, он не знал, видел ли дядюшка его письмо или до этого еще не дошло.

Врачу понадобился доступ к больному, и он попросил его отойти в сторонку. Максим подчинился с большой охотой. Спустя некоторое время после того, как был сделан укол, Мак-Раст позволил дядюшке ненадолго снять маску.

– Хочешь что-то сказать, Джонатан?

– Не переусердствуй, – с трудом проговорил дядюшка. – Тебя все равно не будет в моем завещании. Только сумасшедший решится оставить собственному врачу хотя бы одну рупию.

– Снова за старую песню? Джонатан, сколько раз я должен повторять: ты не бережешь себя. Выбирай: или ты будешь меня во всем слушаться, или я отказываюсь тебя лечить.

– Чертов Мак-Раст! Ты же прекрасно знаешь, что от твоего лечения ровным счетом никакой пользы!

– Будем считать это неудавшейся шуткой, – хладнокровно ответил тот.

– Год назад ты говорил то же самое, Мак-Раст, слово в слово. Не держи меня за идиота!

– Откровенно говоря, ты мне больше нравишься в этой маске. Впрочем, сейчас я повторно измеряю твой пульс, и если он окажется более-менее в норме, то не стану долго мозолить тебе глаза.

Максим незаметно выскользнул за дверь перед самым уходом врача. Столкнувшись с ним на лестнице, Мак-Раст тяжело вздохнул и на знакомый манер сокрушенно покачал головой.

– Он не может смириться со своей беспомощностью.

– Наверно, я бы тоже не смог.

– Только не в его положении. Он ведет себя крайне неосторожно. Я предупреждал, что кризис может наступить в любой момент. Ему бы следовало находиться в клинике, но он упрямо стоит на своем.

– Если я правильно вас понял, мой дядюшка серьезно болен?

– Нет, вы неправильно меня поняли. Он неизлечимо болен.

– Что с ним?

Мак-Раст пожал плечами.

– Боже мой, молодой человек, когда вам перевалит за шестой десяток, вы поймете, что это такое. Старость, она всегда находит предлог.

– Я это запомню, – пообещал Максим.

– Тогда всего хорошего, мистер Шемейко. Постарайтесь не огорчать вашего дядюшку. Пожалуй, это единственное, чем вы сможете быть ему полезны.

Врач сошел на несколько ступенек вниз по лестнице. Максим спохватился.

– Доктор! Еще один вопрос.

Тот снова повернулся к нему лицом. Максим сделал шаг вниз.

– Каким образом вы узнали, что у дядюшки приступ?

– Очень просто, мистер Шемейко. Мне позвонил Чан и попросил срочно приехать. Почему, собственно, это вас удивляет?

– Позвонил по телефону?

– А разве существует другой способ общения на расстоянии в двадцать миль?

– Простите мне мою назойливость, но, как я слышал, телефонная линия оборвана. Два года назад прошел циклон, по вине которого это случилось. Но дядюшка велел ее не восстанавливать.

– Сожалею, но мне об этом ничего не известно. Спросите лучше у своего дядюшки, – Мак-Раст неожиданно заторопился, так же как и Чан, когда его спросили о прочерке. – Прошу меня извинить, я очень спешу. Меня ждут клиенты. Так что еще раз: до свидания, мистер Шемейко.

Сначала – шаги по рипящей лестнице, за ними – скрип парадной двери. Потом наступила тишина. Вдруг Максиму показалось, что сзади кто-то стоит. Резко оглянувшись, он и в самом деле увидел Чана. Как долго тот находился за его спиной и присутствовал ли во время разговора? Но лицо старого вьетнамца ровным счетом ничего не выражало.

– Сэр, ваш дядюшка хочет поговорить с вами.

– Хорошо, Чан. Я только загляну к себе в комнату, и сразу же вернусь.

– Нет, сэр. Мистер Пул желает видеть вас немедленно.

Максим еще раз заглянул в бесстрастные глаза Чана, и испугался. Неужто письмо-таки попало к дядюшке?

– Разрешите дать вам совет.

Его слова догнали Максима уже на пороге дядюшкиной спальни.

– Ваш дядюшка принял вас с распростертыми объятиями. Постарайтесь не обмануть его ожидания.

– Что это значит? – удивился он.

– Что если вы пренебрежете моим советом, для вас это может плохо кончиться, не сомневайтесь.

На Максима почему-то вдруг нахлынули зловещие воспоминания о террариуме и судьбе Президента. Хотя он и старался не принимать слова Чана всерьез, а все равно кошки скребли у него на душе, когда он входил в комнату больного.

Зато приветливость дядюшки после того, что он услышал от Чана, его попросту ошеломила.

– Входи, Петр. Садись.

Максим настороженно присел на край стула у изголовья кровати, который только что занимал Мак-Раст.

– Как вы себя чувствуете?

– Благодарю, мне уже лучше. Ты все слышал… Эти врачи совершенно не умеют лечить. Конечно, Алистер – мой друг, но как врач…

– Дядюшка, но если вы в нем сомневаетесь, в таком случае не пригласить ли других специалистов, собрать консилиум, наконец?

– Ах, Петр, оставь. Другие ничем не лучше, уверяю тебя.

– Ну хорошо. А лечение, назначенное доктором Мак-Растом, разве оно так уж бесполезно?

– Вовсе нет, дорогой Петр, вовсе нет. Но это еще не означает, что, если следовать его указаниям, то в результате ты должен поправиться… Не огорчайся из-за меня, – дядюшка дружелюбно похлопал его по руке. – Как бы там ни было, а я признателен тебе за твою заботу. И поэтому не хочу портить настроение рассказами о том, что значит болеть в моем возрасте. Да и, собственно говоря, я позвал тебя по другому поводу.

Вот оно! Сердце у Максима сжалось. Он замер, приготовившись услышать самое неприятное. Но дядюшка не изменил благодушного выражения лица.

– Я хочу знать, как продвигается твоя работа над ролью.

Это прозвучало настолько неожиданно, что Максим растерялся.

– Простите, дядюшка, но стоит ли говорить об этом именно сейчас?

– Предоставь мне решать, когда и о чем говорить! – резко оборвал его дядюшка, впервые за сегодня повысив тон. – Послушай, Петр, – добавил он, смягчившись. – Неделя осталась до твоего дебюта. Я уже пригласил Алистера Мак-Раста. Приедут и другие гости. Ну что, ты меня не подведешь?.. Петр?

– Как скажете, дядюшка.

Максим не придал этому значения: впереди целая неделя, за это время столько воды утечет…

– Ну вот, так-то лучше. И не заставляй тянуть себя за язык. Надеюсь, ты отнесешься к роли со всей серьезностью.

Вдруг он еще раз подумал о предупреждении Чана.

– Да, дядюшка, обещаю.

– Замечательно. Я помогу тебе. Обращайся в любое время, не бойся меня побеспокоить. Я всегда к твоим услугам.

– Спасибо. Я непременно воспользуюсь вашим предложением.

– Да, кстати, если хочешь, можешь порепетировать вместе с Ашей. Я попрошу Чана, чтобы он взял на себя часть ее обязанностей по дому. Тогда у нее появится свободное время, и она могла бы уделить его тебе. Ну, как?

Неслыханное событие! Максим задрожал от восторга, и ему даже пришлось немного потянуть, чтобы настроиться на равнодушный тон.

– Не уверен, но можно попробовать.

На всякий случай он повторил с бóльшим чувством, а то как бы тот не передумал:

– Думаю, это помогло бы.

Кажется, дядюшка ничего не заметил.

– Значит, решено. Я сейчас же улажу это с Чаном, и с сегодняшнего дня вы начнете заниматься вдвоем.

На этот раз Максим поблагодарил совершенно искренне.

*****

Он перешагнул порог своей комнаты сгорая от нетерпения. Нераспечатанный конверт лежал на том же месте, где он его и оставил. У него сразу отлегло от сердца. Конец беспокойству! Максим взял в руки письмо, вскрыл, перечитал собственное признание, а затем порвал в мелкие клочья.

И снова все пойдет как прежде. Точно так же придется ему поддакивать дядюшке, разучивать какую-то глупую роль и еще одну постоянно играть самому. Вот только с Ашей он теперь сможет видеться чаще, к тому же, их сближение будет иметь законный предлог. Хоть одно это утешало. Она была его отдушиной в этом затхлом склепе, пропитанном плесенью.

Оставалось, впрочем, еще кое-что, вопрос, требующий ответа. Как Чану удалось так быстро связаться с доктором? Выходит, когда нужно, телефон мог работать?

Как раз сейчас самый удобный момент, чтобы разгадать эту загадку. Максим вышел за дверь и, стараясь не скрипеть ступенями, поднялся наверх. Не часто ему удавалось вот так, свободно, зайти в библиотеку, превращенную дядюшкой в рабочий кабинет. Особенно в его отсутствие: дядюшка работал там с утра до позднего вечера.

Максим прокрался почти что на цыпочках. Спальня была рядом, и он не хотел впоследствии объяснять, что ему вдруг понадобилось в библиотеке.

Телефонный аппарат стоял на своем месте. Второй такой же находился в комнате Чана. Он приложил к уху трубку: ему ответило мрачное молчание. Тогда он пошел за проводом. Тот бежал аккуратными зигзагами по стене и прятался за шкафом. Максим просунул руку в узкий проем между шкафом и стеной и порыскал там, стараясь наощупь найти его продолжение. Внезапно рука натолкнулась на выступающий предмет. Это была коробка выключателя. Максим довольно усмехнулся, предвкушая удачу.

Щелкнув выключателем, он снова поднял трубку. На этот раз в ней появился гудок вызова: телефон заработал! На радостях Максим стал напевать мелодию из репертуара Робертино Лоретти. Ну и хитрец же этот дядюшка! Он даже позабыл о том, что дядюшка лежал за стеной, только что пережив кризис.

*****

Утром Чан постучал в его дверь и, получив разрешение войти, перешагнул порог с каким-то объемистым свертком подмышкой и машинкой для стрижки волос в той же руке. Максим только что закончил одеваться. Сегодня он встал позже обычного и был несколько разочарован тем, что это не Аша, явившаяся узнать, почему он не пришел на пирс. Чан заявил с холодной непреклонностью, с которой он обычно приносил дядюшкины распоряжения:

– Доброе утро, сэр. Надеюсь, что вы уже помылись, потому что мистер Пул велел мне позаботиться о вашей прическе. А когда я закончу, вам придется надеть вот это, – развернув, он бросил на кровать сверток, и то, что в нем оказалось, повергло Максима в ужас. – Ваш костюм для предстоящего спектакля.

Оправившись от шока, Максим подошел поближе и двумя пальцами брезгливо приподнял его за край.

– И я должен буду это на себя надеть?!

– Ваш дядюшка подбирал его сам, – холодно сказал Чан. – И он хочет увидеть вас в нем до завтрака.

Максим разжал пальцы. Костюм снова упал на кровать.

– Ладно, – согласился он убийственно спокойным тоном. – Если дядюшка так хочет, я одену.

– Спасибо, сэр.

– Вы говорите мне «спасибо»?

– От имени вашего дядюшки.

– Ах, так.

– Да, сэр. А теперь вы мне позволите вас постричь?

– А это еще зачем? – Максима снова передернуло. – О Господи! Неужели дядюшке недостаточно того, что я согласился надеть его костюм?

Если бы не сердечный приступ, не Мак-Раст и не злополучное письмо, из-за чего ему пришлось вернуться, в настоящий момент он был бы в другой точке земного шара, за тысячи километров отсюда!

С героизмом приговоренного к казни он уселся на стул и разрешил Чану туго обвязать себя полотенцем.

– Не беспокойтесь, сэр. У меня достаточный опыт.

– Не беспокоиться?! Да что вы? Это такая шутка?

Ненавистная машинка завизжала у него за ушами. Что он там выбирает так долго, нервничал Максим, с возрастающим беспокойством поглядывая, как пол усеивают срезанные пряди волос. В затылок ударило подозрительным холодком. Может, хватит?

– Я этому научился на сапфировых приисках. Там не было парикмахеров, посыпающих тебя пудрой и освежающих одеколоном. Приходилось столько всего делать самому! Я был и парикмахером, и поваром, и даже научился разбираться в лечебных травах. Однажды вашего дядюшку искусали малярийные комары, но мне удалось выходить его, не поверите, всего лишь за несколько дней. Впрочем, он был не из тех, кто пускает слюни по всякому поводу. Это была сильная натура. Его энергия, его ум… Для этого человека не существовало непреодолимых препятствий.

И как ему только не опротивеют все эти воспоминания? Старательно подравняв виски, Чан наконец не без удовольствия подитожил:

– Ну вот, теперь совсем другое дело, – и окутал его облаком щиплющего одеколона.

С полотенца на пол посыпались новые локоны. Почему их так много? Максим судорожно глотнул воздух.

Укладывая инструмент, Чан мельком посмотрел на часы.

– Через пятнадцать минут подадут завтрак. Прошу вас, сэр, поторопитесь.

В последний раз критически оценив взглядом свою работу, он ушел.

Максим нехотя расправил кое-как брошенный костюм. Утешения было мало. Он вздохнул и начал самоотверженно переодеваться, затаптывая ногами срезы собственных волос.

В его комнате зеркала не было, если не считать карманного, которым он пользовался во время бритья. Зато огромное зеркало в полный рост украшало гостиную. Он подошел к нему с замирающим сердцем. Предчувствие его не обмануло: он узнал бы в его отражении кого угодно, только не себя. Перед ним стоял юноша пятидесятых годов, похожий скорее на того, который был на дядюшкиной видеокассете. На нем была блеклая льняная рубашка, длинные рукава приходилось то и дело закатывать, а они все равно упрямо не хотели держаться выше локтя. Невиданного покроя брюки на пристегнутых бретельках и пуговицах вместо молнии. Свободно висящие, широченные штанины. Еще кого-то в них можно было впихнуть.

У того парня было такое лицо, словно сам-то он считал себя нормальным, а увидев Максима, решил, что перед ним привидение. Наверное, особенно этот тип гордился своей прической. Переднюю прядь он ежеминутно поправлял, чтобы она не лезла в глаза, правда, Максиму этот жест был тоже знаком, но вот сзади… Он любил, чтобы сзади волосы оставались длинными, еще длиннее, чем спереди, а тут его рука нащупывала выстриженный затылок, и, холодея от ужаса, он пытался что-то ершить, но у него это плохо получалось.

Дядюшка поправился настолько, что с помощью Чана спускался на террасу и даже прогуливался парком, хотя много времени попрежнему проводил в библиотеке и, кажется, работал еще усерднее: например, вчерашний ужин велел принести ему прямо туда.

Впрочем, сегодня он снова завтракал на террасе и внимательно смерил взглядом Максима. Похоже, он остался доволен, хотя и промолчал, невозмутимо потягивая сок.

Аша где-то задерживалась. Максим с тревогой косился на дверь, из которой она могла вот-вот выпорхнуть. Что-то она скажет по поводу его экзотического наряда? В нем он чувствовал себя с ног до головы настоящим огородным пугалом.

Вдруг он ее увидел. Как только она вошла, Максим едва сумел подавить улыбку. Для этого ему пришлось себя ущипнуть, причем по-настоящему.

У нее был по крайней мере такой же нелепый вид, как и у него. Старомодное платьице в горошек с воротничком, застегивающимся под шею. Прямые волосы, разделенные симметричным пробором, внизу завиты в короткие кудряшки. Как же надо было постараться, чтобы придать ей такой глупый вид? Впрочем, в этот момент его собственная оригинальная внешность точно так же, повидимому, приподнимала ее настроение, хватило бы один только раз взглянуть на его бретельки, чтобы зайтись смехом. Кажется, они действительно стоили друг друга.

Как ни в чем ни бывало, дядюшка с помощью ножа и вилки отправлял в рот крохотные ломтики запеченого с овощами рыбного филе. Максим старался смотреть только в свою тарелку. Под конец дядюшка неожиданно заговорил.

– У тебя сегодня какое-то бледное лицо. Хотя отчасти в этом есть и моя вина. Здесь ты лишен развлечений, к которым, наверное, привык… Скажи, Петр, – вдруг спросил он, – скажи, только честно, тебе не скучно со мной?

Прямой вопрос заставил Максима на миг обо всем позабыть.

– Тебя не слишком тяготит образ жизни, который я веду? – настаивал дядюшка.

– Ну что вы, дядюшка. При том, что вы окружили меня такой заботой…

Дядюшка пригрозил пальцем.

– Вижу, вижу. Меня не обманешь. Просто тебе нужна небольшая смена обстановки. Наверное, завтра я позволю вам с Ашей съездить в Киринду, как ты того хотел. Погуляете немного вдвоем, развеетесь. Одним словом, отдохнете от старика.

– О, дядюшка! – Максим просиял, не зная, как утаить свою радость.

– Ну вот, ты уже и повеселел… А заодно заедете к тетушке Патриции и передадите ей от меня приглашение на наш скромный праздник, я имею ввиду день, когда мы устраиваем спектакль.

У Максима появился еще один повод для улыбки, а также повод ее сдержать: хорош дядюшка, ведь для того, чтобы пригласить тетушку, достаточно было нажать на выключатель за шкафом, и дела-то всего на минуту.

– Не волнуйтесь, дядюшка. Можете на меня положиться.

Максим свернул салфетку и встал из-за стола.

– Спасибо, дядюшка, за подарок. Надеюсь, это не из-за того, что я вам стал слишком надоедать?

– Ты? Ради Бога!

– Я очень признателен вам за вашу заботу… (Тот отмахнулся). Хочу немного пройтись, – подумав, он добавил специально для дядюшки. – А затем, пожалуй, возьмусь учить роль.

Дядюшка одобрительно закивал головой.

– Конечно, иди. Тебе следует хорошенько поработать, чтобы компенсировать завтрашний день, – он снова окинул Максима взглядом сверху донизу. – Да, и вот еще что…

– Да, дядюшка?

– Этот костюм очень тебе к лицу. Не снимай, оставайся в нем.