ГлавнаяКнига 1Книга 2 |
МИРОН ВОЛОДИН "БУМАЖНЫЕ ИГРУШКИ"КНИГА ПЕРВАЯЧАСТЬ ПЕРВАЯ (3)Попросив таксиста подождать у калитки, Бачинский быстро взбежал по двенадцати крутым ступеням, восходящим к крыльцу. Дом Бачинских стоял на небольшом пригорке, поэтому деревья, высаженные вдоль тротуара, целиком закрывали его от глаз прохожих густыми ветвями. В темноте, и то он был виднее из-за света в окнах. Дверь открыла служанка, женщина средних лет, заметно косившая на один глаз. Уродство вначале шокировало, однако потом вы начинали привыкать, и природное добродушие отодвигало на задний план физические недостатки. – Текля! – с порога накинулся Бачинский, совая в руки ей шляпу. – Ты нашла то, что я просил? – А как же, пан Марьян! Самое худшее на всем базаре. Похоже, старьевщик уже и не знал, кому спихнуть. Спрашивал, не нужно ли зимнее. У него осталось отличное потрепанное пальто с шовными трещинами подмышками и засаленными рукавами. Обещал недорого продать. – Хватит болтать! Давай скорее сюда, я опаздываю! – Что вы еще такое придумали, пан Марьян? Он переоделся в своей комнате и торжественно вышел в гостиную, на суд служанки. Да, в таком неприглядном тряпье и в гостиную-то страшно входить. Картуз вместо шляпы, звенящие гвоздями ботинки, поизношенный пиджачок и брюки, не знавшие утюга. Он сразу почувствовал непривычную для себя неловкость. И как эти рабочие в таком ходят? Текля, едва увидев его, схватилась за щеки. – Святой Боже! Пан Марьян, да на кого же вы стали похожи? – А на кого я теперь похож? – он сосредоточенно со всех сторон осматривал себя в зеркале. – Боюсь даже говорить! – Вот и замечательно! – обрадовался он так, будто услышал комплимент. – Всегда так отвечай. Таксист вначале ничего не понял, он решил, что парня послали с поручением. Только когда тот непринужденно взвалился на тыльное сидение и отрывисто кинул: «Поехали!» – он узнал его по голосу, и даже не столько по голосу, сколько по интонации. Впрочем, дорогой он еще не раз, при каждом удобном случае поглядывал в зеркало, стараясь увидеть лицо пассажира: тот ли, которого вез прежде? На узкой, плохо освещенной улице таксист затормозил. – Приехали! – и всем корпусом развернулся назад, как бы следя за пассажиром, чтобы тот, чего доброго, не вздумал улизнуть не расплатившись. Окончательно он успокоился, видимо, лишь тогда, когда убедился, что полученная им купюра не фальшивая. Вывеску «У Шинкаря» освещала единственная на всю улицу газовая лампа над входом в пивную. Дверь из простых досок, обитая железом, наполовину ушла под тротуар. Бачинский спустился вниз по узким ступеням и потянул за ручку двери. В полумраке большого зала гулял простой народ. Слабый свет, расстояние и курильщики сделали так, что дальняя стена растворялась в сигаретном дыму. Большое скопление людей порождало шум, в свою очередь заставлявший при разговоре повышать голос. Но Бачинский почувствовал себя здесь куда раскованней, чем в такси. При виде его в новом наряде таксист пережил шок, а появись он тут в своем утреннем костюме, его приняли бы разве что за комиссара полиции. Нет, сейчас никто не обращал на него внимания. Освоившись, он спокойно и даже вразвалочку, наследуя виденную где-то походку, подошел к стойке бара. Бармена, уже обливавшегося потом, ничуть не озаботило появление нового лица. Он, собственно, и рта не раскрыл. Лишь поймав его вопросительный взгляд, Бачинский догадался, чего от него ждут. – Пива! – кинул он. Бачинский пиво не любил, но французский коньяк, который он обычно употреблял, здесь был не в ходу, а пить водку, занюхивая бутербродом с колбасой... Нет, уж лучше пиво! Осторожно сдув пену, чтобы не испачкать свой рабочий костюм, он сделал глоток и опустил тяжелую кружку. Это дало ему право устроить перерыв, которым он воспользовался, чтобы развернуться к залу и обвести глазами сидящих. Напрасная затея, все они казались на одно лицо. Он уже успел пожалеть, что вообще сюда пришел. Хотя женщины тоже попадались, они мало напоминали ему тех, с кем хотелось бы завязать знакомство. Разве что на одну ночь, но ради этого не стоило мчаться через весь город. И кроме того, взяв в свои руки завод, он потерял интерес к такого рода развлечениям. Совсем другое дело – та девушка, Юстина. Она оставалась для него загадкой, а тайны всегда привлекают. Он сделал второй глоток, потом следующий. Пиво в Галиции варят, может, и неплохое, но все-таки что они в нем находят? Его тронули за плечо. Кого мог бы оскорбить его невинный взгляд? Он оглянулся в надежде, что ему тотчас не врежут по физиономии. И обомлел: перед ним стояла Юстина, живая, да к тому же улыбающаяся. Он уже и не мечтал ее встретить, а тем более не ожидал, что она сама его узнает в толпе таких же, как он. – Хорошо, что пришел. Присоединяйся к нам, – предложила она, не переставая улыбаться. Он позволил ей затащить себя в дальний угол, где за длинным столом (еще одно собрание директоров), за пивом и сосисками дискутировали рабочие. Она усадила его рядом с собой. Остальные безропотно потеснились, ни одного протеста, ни одного хотя бы настороженного блеска глаз. Короткий изучающий взгляд – и это все. Они тоже видели в нем своего. Среди них говорил больше всех широкоплечий парень с увесистыми кулаками, а лицом хоть и смазливым, но грубым, этакая мечта женщины в рабочих штанах. Скоро Бачинский догадался, по тому вниманию, с каким его слушали, что это и был сам профсоюзный лидер, а затем он узнал, как его зовут: Леонид Гаргаль. Впрочем, Бачинский ловил себя на том, что никак не может сосредоточиться на предмете разговора, все больше почему-то на его внешности, хотя по большому счету не находил в ней для себя ничего особенного. К тому же, этот питекантроп явно уступал ему и в словарном запасе, и в манере поведения. Нет, лидер он был хоть куда, но ему нехватало чувства такта, посмотрел бы на себя со стороны! И пальцы у него грубые, заскорузлые. А может быть, женщинам как раз такие и нравятся больше всего? Бачинский скосил глаза на Юстину. Та раскрыв рот ловила каждое слово своего кумира. Какой-то забулдыга, испачканный, словно только что из канавы, переходил от столика к столику, с трагическим выражением лица выпрашивая милостыню. Леонид усадил его за стол и придвинул тарелку. – Они уже и за людей нас не считают, – продолжал он. – Мы для них скот, чтобы на них работать, и не более. Наживаются на нашем горбу! Давно ли ты ел мясо?.. А вот они не отказывают себе ни в чем. Строят дворцы, ездят в роскошных автомобилях – и все за твой счет! Ты что же думаешь, ихние это дворцы, автомобили? А вот и нет: не их это все – наше, твое! Они же просто ограбили тебя! Ты попрошайничаешь, не зная, что на самом деле ты богатый человек! На всякий случай забулдыга оглянулся по сторонам: не смеются ли над ним. Но лица у всех были серьезные, как никогда. Это заставило и его призадуматься. Хоть и робко поначалу, но идея, подброшенная Леонидом, начала пробивать себе дорогу. Оно, в сущности, не так уж и трудно. Всяк охотнее поверит, что кто-то у него в долгу, чем наоборот. В мозгу у пьяницы, уставшем от безделья, происходил мыслительный процесс. Бачинский начал замечать, как у него заблестели глаза, как они сверкнули, прозрев, жадно, с завистью, обращенной туда, где лежало отнятое у него добро. У него! Вот оно, оказывается, что… Бачинскому страшно стало оттого, как быстро открывалась перед забулдыгой истина, ему не требовалось доказательств, он не нуждался в логике, достаточно было сказать, что его обворовали – в это все верят охотно. Леонид не останавливался, твердил одно и то же: вон оно, твое, не нужно ничего делать, просто поди и возьми. Попрошайка не мог устоять перед мечтой. Он даже перестал жевать на какое-то время. Потом, правда, все-таки сообразил, что мечты мечтами, а сосиски сосисками. И скромно опустил глаза в тарелку. Бачинский вытер ладонью вспотевший лоб: наверное, ему все же почудилось. Однако следующий был он. Посмотрев на него в упор, Леонид спросил: – Новенький? – Его только сегодня приняли, – опередив Бачинского, вмешалась Юстина. – Ты кто по профессии? Бачинский снова замешкался, и она снова ответила вместо него: – Он стеклодув. – Правильно сделал, что пришел к нам. Тебе нужно в профсоюз. Мы, рабочий класс, должны держаться вместе, – Леонид сжал пальцы в кулак, – чтобы эти капиталисты нас не сожрали. – Говорят, только что появился новый исполнительный директор, – осторожно заметил Бачинский. – В скором времени завод заработает на полную мощность. Не будет простоев, всем хватит работы. Кто-то рассмеялся. – Болтай, болтай! – Нет, правда! – продолжал настаивать Бачинский, разочарованный первой же реакцией. – А кроме того, он собирается улучшить условия труда и поднять расценки. – Смотрите-ка! Ну ты и даешь, парень! Расценки на этом заводе не повышались со времен Габсбургов! Рабочие дружно покатились со смеху. – Кто тебе такое сказал? – презрительно спросил Леонид. Бачинский пожал плечами. – Я слышал. – И ты веришь в эти сказки? Думаешь, новый директор спит и видит, как тебя осчастливить? С какой такой радости он будет заботиться о рабочих? – Потому что рабочий, который не дорожит своей работой, опаснее безграмотного ученика. Полагаться на него можно лишь в том случае, если он боится ее потерять. – А мы не боимся! У нас профсоюз! Смех не затихал. Леонид снизошел до наивности новичка. – Коллега! Ты какой день на заводе? Первый? Ну вот и помалкивай себе в тряпочку! Да прислушивайся, о чем говорят опытные товарищи. А твои капиталисты только обещать умеют. Басни это все, на таких олухов, как ты, и расчитанные. Посмотришь, что будет с твоим новым через полгода. Но мы-то ждать не будем, мы-то знаем, что разговаривать с ними можно только с позиции силы. Ничего, скоро они увидят, с кем имеют дело. Хватит просить, пора начинать требовать! Выдвинем ультиматум, и если они не уступят, объявим им забастовку! Он стукнул тяжелым кулаком по столу, отчего пиво в переполненной кружке перелилось через край. – Мы научим их уважать наши права! – крикнул он еще раз, но уже без стука, пожалев пиво. Рабочие его активно поддержали, и даже Юстина, совершенно забыв о Бачинском. *******После вечеринки или, точнее, профсоюзного собрания молодежь отправилась провожать девушек. Бачинский старался держаться поближе к Юстине, но ему она уделяла внимания не больше, чем остальным. Это задевало его гордость, и ему стоило невероятных усилий внушать всем, будто он счастлив. Бачинский недоумевал: зачем же, в таком случае, она его пригласила? Он был уверен, затем, чтобы познакомиться поближе. Он снизошел до ее уровня, сделал ответный шаг, а она и не подумала хотя бы минутку с ним побыть наедине! И кто она? Служащая его компании! Он даже не успел спросить, кем она работает. Может, она уборщица и каждый день чистит туалеты? В нем нарастала злость на самого себя и желание отплатить ей той же монетой. Он больше не взглянет на нее! Но в этот миг она повернулась к нему с открытой улыбкой, и ему стало стыдно за свои мстительные планы. Он хотел что-то сказать ей, и даже успел произнести начало фразы. Помешал отряд конной полиции, приближавшийся навстречу с противоположного конца улицы. Цокот подков по брусчатке заглушил слова. По мере сближения они настороженно приглядывались друг к другу, рабочие и полицейские, хватало и тех и других. Атмосферу эйфории, царившую в кабаке, молодые люди вынесли с собой на улицу. Пиво еще шумело в головах. Поравнявшись с началом отряда, Леонид вдруг вызывающе затянул «Интернационал», со следующей строки слова подхватили остальные рабочие. Полицейские проезжали мимо них под гимн коммунистов, и только сдержанно косились на провоцировавшую их молодежь. Нагнись кто за булыжником – и дело кончилось бы плачевно. Но никто вовремя не догадался, и все обошлось. Вместо булыжников в спину всадникам понеслись лозунги в честь Советского Союза и оскорбления в адрес польского воеводы, но никто уже не оглядывался. Когда отряд отъехал на приличное расстояние, рабочие прекратили петь, и только один, замыкавший шествие, насмешливо заулюлюкал вдогонку. В этом районе ложатся рано, уже и прохожих не осталось. Крики луной возвращались от наглухо закрытых ворот и опущенных ставень на пустынной улице, освещенной только для них несколькими газовыми фонарями; остальные были разбиты. Неожиданно Юстина отделилась от толпы и, помахав всем на прощание рукой, подбежала к дому. На звонок вышел заспанный дворник. Юстина что-то веселое промурлыкала в ответ на недовольное ворчание и юркнула в парадное. Бачинский с досадой подумал о том, что так и не успел договориться о следующей встрече. Незаметно отстав от новых друзей, он выбрался из тесных переулков на большую улицу в надежде поймать такси. Тут и мостовая пошире, и фонари горели через каждые двадцать шагов, и, несмотря на позднее время, жизнь еще кипела. А вот и такси. Бачинский привычно просигналил, но такси равнодушно проскочило мимо. Таксист не мог его не заметить, и в салоне никого не было, а все же не остановился! Бачинский выругался не хуже, чем его новые приятели. Нет, пожалуй, на такси в одежде мусорщика расчитывать не стоит. На трамвайной остановке толпились в ожидании какие-то люди с узелками. Возможно, еще ходит трамвай. Бачинский примкнул к ним. Трамвая не было очень долго, он подозревал, что его может не быть вовсе, но люди дожидались с привычной покорностью, не изъявляя ни малейшего нетерпения, и он вместе с ними, каждую минуту нервно поглядывая на часы. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. *******В середине следующего дня Зёлецкому пришлось принять у себя следователя полиции. – Мое почтение пану директору! – сев напротив и не выпуская шляпы из рук, объявил тот. – Я пришел по поручению пана инспектора… Кстати, вам от него нижайший поклон! – Спасибо, что не забывает старого друга! В прежние времена мы частенько поигрывали в покер… Итак, что вас привело? – Дело в том, что сведения, которые мы получили, как бы это сказать… затрагивают интересы вашего завода. – Слушаю вас, пан следователь! – Мы давно наблюдаем за одним злачным местом, под названием «У Шинкаря». Собственно, дело не в нем, а в вашей профсоюзной организации. Подозреваю, что ее лидеры уже доставили вам немало беспокойства, как, впрочем, и полиции тоже. Нам стало известно, что они там регулярно собираются и устраивают митинги. – Ну, митинги за пивом – по моему, это не так уж и страшно! – попробовал сострить Зёлецкий, но следователь даже из приличия не улыбнулся. – В этот раз они пошли дальше. – Да? И насколько? Зёлецкий раскрыл портсигар и протянул собеседнику. Но тот лишь покрутил головой. – Очевидно, вам будет небезинтересно узнать, что они собираются устроить забастовку. Пан инспектор счел необходимым вас предупредить. Зёлецкий долго доставал спичку. Затягиваясь дымом, он размышлял над тем, что услышал. В это время следователь достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги. – Вот полный список участников собрания. Зёлецкий уже с нескрываемым любопытством заглянул в список. – А это что? – вдруг спросил он. – В последней строке – знак вопроса. – Ах, это!.. – следователь сконфузился. – Да, вот только один появился там впервые. Никто не знает, как его зовут… к сожалению… Но мы все равно узнаем! От нас никто не скроется. Он встал, прижимая шляпу к груди. – Полагаю, вы сами решите, как с ними поступить. Зёлецкий протянул руку, перегнувшись через стол. – Спасибо, пан. Заходите к нам почаще. И передавайте мои наилучшие пожелания пану инспектору. Даст Бог, мы еще сыграем в покер. Гость ушел. Зёлецкий открыл окно, выпуская дым, он редко позволял себе курить в кабинете, да и мало кто знал об этом. Список попрежнему лежал на столе. Вернувшись, он поискал среди кнопок вызова звонок, соединявший его с кабинетом Тереха. Тот явился лишь спустя некоторое время. – Звали, пан Станислав? «А до того, как появился этот Марьюш, ты был проворнее», – отметил про себя Зёлецкий. Вот и начала власть ускользать у него из рук. Терех – первая ласточка. Еще бы, друг Марьюша! Этому выбирать не придется. – Да, Гжегож… Нет, ты лучше садись, – настоял Зёлецкий, видя, что тот продолжает маячить. Терех сел. – Нам роют яму, – продолжал Зёлецкий. – Профсоюз решил объявить забастовку. – Вот как! – Терех наморщил лоб. – И чего они хотят? – Пока ничего. – То есть? – растерялся он. – Эти сведения конфиденциальны. Они пока еще не объявили забастовку и не выдвинули никаких требований. Они только собираются сделать это в ближайшее время. – Тогда, может быть, это блеф? – Проснись, Гжегож! Не время сейчас блефовать. У Нойвонера бастуют, у Шпрехера бастуют – чего ты еще от них ждешь? Терех промолчал. – Гжегож, нам следует их опередить. – Не понимаю, – признался Терех. – Как это? – А что тут понимать! – Зёлецкий горько вздохнул. – Нам не выдержать забастовки, ты это знаешь не хуже меня. Мы и так еле управляемся на тех печах, которые еще поддерживаются в рабочем состоянии. Стоит им хотя бы на несколько дней остановиться, и нам конец! Так что мы будем вынуждены пойти на уступки. Но уступки, Гжегож, это такое же поражение! Одержав над нами верх, эти скоты поднимут хвост и очень скоро потребуют большего! И, уверяю тебя, этому не будет конца! Нет, дорогой мой, ни в коем случае нельзя уступать им инициативу. Наше преимущество только в одном: они не знают, что мы знаем. Поэтому мы можем сыграть на опережение. Тогда все наши уступки будут не уступками, а заботой о рабочих. Объявим о повышении заработной платы, выплатим долги… Сегодня же начинай выплачивать! Выбъем у них почву из-под ног! – Но где взять деньги? – А что, разве в банке у нас нет денег? – Пан Станислав, должно быть, забыл: мы еще не расчитались за уголь! – Ничего страшного, с углем можно и потянуть. Уголь-то уже в дороге. Не станут же поставщики требовать вагоны обратно… Черт возьми, Марьюш наобещал кредиты, пусть теперь и выкручивается!.. Ну ладно, не волнуйся, – заметив краем глаза, как стушевался Терех, Зёлецкий постарался его успокоить. – Пока трать все, что есть, а там что-нибудь да придумаем. Сейчас главная задача – остановить эту свору. Терех готов был согласиться. – Сказать Марьюшу? Зёлецкий отмахнулся с напускной небрежностью. – Марьюш пока еще неполностью вошел в курс дел. Не будем его тревожить. Хватит с него, что он занимается кредитами. Он, правда, не был уверен в том, что Терех не сообщит Бачинскому вопреки его указанию, но все же… Он положил перед Терехом список, оставленный следователем. – А вот этих возьми под свой личный контроль. Едва кто-нибудь споткнется, увольняй немедленно. Под любым предлогом. Пробежав глазами список, Терех вяло усмехнулся. – Активисты профсоюза? – Что, знакомые фамилии? – В основном, да. – Ну вот, тебе и карты в руки. – Я бы с ними не церемонился. Уволил бы сразу, меньше хлопот. – Но, но! – пальцем пригрозил Зёлецкий. – Не шути так! Представляешь, какой поднимется крик! С профсоюзом, дорогой мой, надо вести себя крайне осторожно. Тут все должно быть строго по закону. Да, – прибавил он, вздыхая с сожалением, – это не времена моей молодости. |