ГлавнаяКнига 1Книга 2 |
МИРОН ВОЛОДИН "БУМАЖНЫЕ ИГРУШКИ"КНИГА ВТОРАЯЧАСТЬ ТРЕТЬЯ (5)О том, что она видела Олеся, Вера случайно проговорилась вечером в ресторане, куда ее пригласил Филенко по совету Тереха посетить именно этот ресторан. Естественно, она и думать о нем забыла, а вспомнила лишь после того, как в зал вошли две монахини, собирающие пожертвования в пользу бедных. Филенко щедрой рукой бросил в урну крупную купюру. – Знаешь, где я его видела? – продолжала она. – В приюте для бездомных. Филенко с презрением хмыкнул, прячя бумажник. – А что я говорил? Там он и закончит. – Возится с каким-то старикашкой. Изображает из себя брата милосердия. – Понятное дело, кого же ему изображать?.. И что он тебе сказал? – Нехватало еще! Если бы он со мной заговорил, я бы в обморок упала. – Слушай, – Филенко недовольно поморщился, – я тебя очень прошу, не порть мне аппетит. Нашли кого вспоминать: нашего уборщика, который ухаживает за нищим стариком – два сапога пара! – но сам же не смог удержаться. – Боже, я умираю, какая идиллия! К ним подошел официант, чтобы принять заказ. – Вы уже выбрали? – угодливо осведомился он. Филенко заглянул в меню. – Что у нас тут… Вот этот салат… Креветки, пожалуйста, и, естественно, шампанское. «Новый свет»?.. Прекрасно! К креветкам хорошее шампанское идет как ничего лучше. Официант ушел, прячя блокнот. – У нас сегодня будет много замечательных тостов, – глядя на нее счастливыми глазами, признался Филенко. – Нет, ты только послушай! Дело с опекунством практически выиграно! Считай, три миллиона и вся компания наши! Получив свои деньги, Терех уходит в большую политику. Передо мной открывается блестящая перспектива. Очевидно, мне придется переехать в Киев. Я его ближайшее доверенное лицо. И к тому же, юрист. Умный юрист! Знающий юрист! Сообразительный юрист!.. Должность помощника депутата мне обеспечена! Ну а дальше… Вера зажглась его азартом и восторженно смотрела ему в рот. *******Утром следующего дня Олеся неожиданно вызвал к себе Терех. Машина, готовая отвезти рабочих на Гроховскую, уже стояла внизу, нехватало только бригадира, задержавшегося в конторе. Олесь явился без особого восторга, понимая, что ничего хорошего вызов к Тереху ему не сулит. Кислое лицо секретарши убедило его в этом еще больше. Терех бросил на него лишь мимолетный взгляд, но какой! Сколько в нем было сковывающего холода! Олесь почувствовал себя крайне неуютно. За приставным столом сидел Филенко, смирный в присутствии шефа. Зато Олеся он воспринимал, очевидно, как морскую свинку, приглашенную на операционный стол: без злорадства, но с интересом. Еще минуты две Терех позволил ему торчать посередине ковровой дорожки, теряясь в догадках. Обычно такое ожидание выматывает, и Терех, кажется, это знал. И спокойно продолжал разглагольствовать, обращаясь к Филенко. Олесь не имел права сесть, как тот, и не мог уйти, как секретарша, оставившая на столе какие-то бумаги для просмотра. Наконец Терех смерил его уничтожающим взглядом, собранным в тонкое жало толстыми стеклами очков. – Скажи-ка мне… – протянул он и осекся. – Скажи-ка мне, Шайноха, – повторил он, смакуя фамилию, – кто тебе разрешил вчера уйти с работы прежде времени? Ах вот в чем дело! Ну, другим-то оно легко сходит с рук. Олесь начал сбивчиво объяснять, что произошло в действительности. Неожиданно вмешался Филенко. – Это правда. Его вчера видели с каким-то стариком возле этого, как его… приюта для бездомных. Терех оторопело уставился на Олеся. – Верно? Ты там был?.. Тебе что, нечем заняться? От удивления он даже забыл, что собирался как следует его отшельмовать. – Я всего лишь проводил старика, – ответил Олесь. – Он что, твой родственник? – А разве порыва души недостаточно? – Что ты там сказал?.. Порыв души?.. Гм… Н-да! Терех с Филенко обменялись многозначительными ухмылками. Олесь прикусил губу. – Ну ладно, – кинул Терех. – Можешь идти! Этот день тебе все равно не зачтется. Хотя ушел-то он всего на полчаса раньше. – А еще раз подобное повторится – так дешево не отделаешься! – бросил вдогонку Терех, вдруг вспомнив, что собирался задать ему перцу. Они остались вдвоем с Филенко. Терех растянул рот во всю ширину, показав оба ряда зубов. – И надо же такое придумать! Порыв души! – Пускай лечится! – подхватил Филенко, оглянувшись на дверь. – Хочешь знать, почему я его пожалел? – Терех перешел на доверительный тон. – Он подал мне идею. Где, ты говоришь, находится эта богадельня?.. Бездомные! Это же самые низы общества! Вот что мне нужно для моей кампании! Величие заключается в простоте, Филенко, в умении снизойти до уровня простого народа. Хочешь увидеть, как это делается?.. Поедешь со мной. Но прежде всего нужно привлечь побольше местных тузов – чтобы заинтересовать прессу, – пояснил он, нажимая на кнопку вызова секретарши. *******Терех говорил непосредственно в камеру на плече у оператора. – Смотрите, здесь нет никого из правящей партии, потому что им нечего сказать. Нет, они не приехали сюда. Им незачем сюда приезжать. Гораздо удобнее всего этого не видеть и жить со спокойной совестью. Вот они перед вами, обманутые люди, доведенные до крайней нищеты, выброшенные даже из своих жилищ, которые им подарила советская власть. Какая чудовищная несправедливость! Новоиспеченные миллионеры, правящие страной с помощью денег, наживают капиталы, оседающие в банках Швейцарии, в то время как простые труженики, те, кто обеспечил им всю эту райскую жизнь, сами влачат жалкое существование! Одни едят чужой хлеб и живут во дворцах, пропитанных потом рабочих. Зато другие, настоящие хозяева страны, лишены буквально всего. Бачинскому показалось, будто он в «Шинкаре» и слышит разгневанный голос Леонида Гаргаля. Он стоял позади всех, за спинами прячясь от камер. Впрочем, его никто и не пытался снимать. Снимали все больше Тереха, раскошелившегося на подарки. Сзади подошла женщина из обслуживающего персонала, как была, в кухонном фартуке, и влюбленными глазами уставилась на Тереха. – Какой чуткий человек! Как он проникновенно говорит! В самое сердце! Когда Терех выступает, не могу слушать спокойно! Я его просто обожаю! – Простите, как вы его только что назвали? – переспросил Бачинский. – Терех! – удивленно повторила кухарка. – Вы разве не знали? Его по телевидению часто показывают. Сразу видно, такой простой, отзывчивый! На выборах я буду голосовать только за него! – Вы-то сами, извините, к какой категории себя относите? – поинтересовался у Тереха въедливый журналист. – Можете хоть сию минуту ознакомиться с моей декларацией, – гордо ответил тот. – Мне нечего скрывать. У меня нет иных доходов, кроме скромной заработной платы. Никаких дивидендов! Компания, в которой я работаю, на самом деле мне не принадлежит. – Тогда что вас сюда привело? Готовитесь к выборам? – А порыв души? Или вы считаете, что эти слова уже ничего не значат в наше прагматичное время?.. Мне очень хотелось привлечь внимание общественности к проблемам этих обездоленных, как и других, которые до сих пор не нашли себе ни дом, ни семью. Я имею ввиду несчастных детей, оставшихся сиротами. Пусть каждый сделает для них, что может. А я с радостью вручу вот эти ключи новому детскому дому. Высоко подняв руку, он потряс связкой ключей. Из-за спины зааплодировало окружение городского головы, показывая пример толпе. Один только Бачинский нахмурил брови. *******Тяжело упав на сидение «БМВ» рядом с Филенко, Терех вытер лоб носовым платком. – Ну как тебе моя речь? Филенко осторожно заметил: – По-моему, я уже где-то слышал некоторые изречения. Терех не обиделся. Скорее наоборот, это его развеселило. – Ну знаешь, мне эти слова даже ночью на ум приходят. Прямо вертятся на языке, о чем бы ни думал. А тут я уже и не знал, что ответить. Но ведь неплохо вышло? Кажется, я их сразил наповал! Как ты считаешь?.. Теперь им будет что пережевывать. Он окликнул водителя. – Останови возле какого-нибудь приличного заведения. Мне сейчас нужен глоток хорошего вина. Один хозяин страны разучился чистить зубы, а другой на ногах еле стоял, я думал, сейчас полезет обниматься. Меня до сих пор тошнит. *******Дважды в день по дороге домой и на работу Олесь проходил мимо монастыря. В этот раз, поравнявшись с калиткой, он невольно повернул голову. Бачинский сидел на лавочке и безуспешно пыхтел над своей тростью. Купленная на паперти палка не выдержала и сломалась. Увлеченный этим делом, он и не заметил, как Олесь вырос у него над головой. – Ну как, пан Мысак, – спросил тот, – не нашли еще своего внука? Старик нахмурился. – Так быстро это не делается. – Как же вы его потеряли? – Олесь присел рядом, с интересом наблюдая за его работой. Бачинский тяжело вздохнул. – Вряд ли на сей счет стоит распространяться, – подумав, он добавил. – Да и кто поверил бы? Олесь указал на трость. – Что, ручка отлетела?.. Разрешите, я помогу. Старик возражать не стал. Олесь зажал губами гвозди и схватил молоток, пока тот не передумал. – Впрочем, я его никогда не видел. Даже на фотографии, – еще раз вздохнул Бачинский, проникаясь к юноше все большей симпатией. – Я своего деда тоже не помню, – процедил Олесь с гвоздями во рту. – Говорят, как-то раз он напился до чертиков, возвращаясь домой, упал, пролежал в снегу до утра, подхватил пневмонию и через неделю отдал Богу душу. – Надо же!.. А отец у тебя есть? – Мой отец… Ну, о нем тем более лучше не вспоминать, – с горечью ответил он. Бачинский замолчал. Олесь в последний раз ударил молотком и вернул сбитую трость. – Готово! Держите! Тот недоверчиво повертел ею – ручка приросла намертво. – Не бойтесь, теперь уже не подведет, – с улыбкой заверил Олесь. – Ловко у тебя это вышло, – качнув головой, похвалил Бачинский. – Еще бы! Три года я обучался этому в столярных мастерских. В колонии. Брови старика сошлись у переносицы. Олесь смутился: возможно, лучше было этого не говорить. Он поспешно встал. – Ладно, я пойду. Но Бачинский вдруг сам его задержал. – Погоди! – затем кивнул, показывая на лавочку. – Присядь еще! Олесь подчинился. – Что вы там делаете на Гроховской? – Вы же сами видели. – Я-то видел, но… А ремонт зачем? – Велели навести лоск. Ходят слухи, особняк пойдет под детский дом. – Вот оно как!.. – Бачинский задумался. – Только лоск? Олесь пожал плечами. – Настоящий ремонт слишком дорого обойдется. Поговаривали, Терех собирался открыть в нем казино. Да только из-за тех же денег пришлось отказаться. Бачинский поначалу удивился. – У Тереха не нашлось денег на ремонт?.. Хотя, избирательная кампания…Понимаю! На это ему понадобится куча денег. – Вообще-то, на банковском счету компании лежат какие-то… – Олесь скорчил неопределенную гримасу, – три миллиона… – Ну вот, а ты говоришь! – Да, но притронуться к ним он не сможет, один, без акционеров. Разве что… – он вспомнил подслушанный разговор между Верой и Филенко. – Разве что добъется опекунства. – А он решил добиться опекунства? Олесь снова пожал плечами. – Дело в суде. – У вас все штукатуры в курсе того, что происходит в директорском кабинете? – Я не штукатур, я уборщик. Бачинский скосил на него заинтересованный взгляд. – Ну ладно. А… почему ты сгримасничал, когда сказал: «какие-то три миллиона»? – Потому что никто не знает на самом деле, что это за деньги. То есть, конечно, откуда поступили, известно: из Швейцарского национального банка. Вот об этом как раз знают все. Но кроме этого, ничего. Бачинский ладонью прикрыл глаза. – Господи Боже мой! – прошептал он. – Вот оно! Правда всегда выходит наружу, рано или поздно. Ах, Гжегож! Теперь ты видишь, к чему это все привело? Под его неразборчивое бормотание Олесь раздумывал, стоит ли ему сейчас же встать и тихонько уйти, или все-таки дождаться, пока старик вернется на землю. Но, вдруг спохватившись, Бачинский решительно прихлопнул себя по коленям и, опираясь на отремонтированную трость, поднялся с лавочки. – Приходи еще когда-нибудь! – сказал он. – Я буду рад тебя видеть. *******Неспеша, нарочито с трудом преодолевая ступеньки, Бачинский взошел на крыльцо. С площадки перед входной дверью оглянулся. Олесь исчез. Тогда он снова, только уже проворнее, спустился вниз и обогнул дом. Здесь, на заднем дворе было тихо и безлюдно. Одно единственное чахлое деревцо раскинуло ветви над сараем, используемым как склад для инвентаря и продуктов: внизу находился погреб. Сюда редко кто заглядывал – разве что обслуживающий персонал. Из кармана Бачинский достал сотовый телефон. Номер хранился в памяти. На другом конце раздался знакомый голос. – Госпожа Розенблюм! – произнес он. – Будьте добры, соедините меня с Радкевичем. Во львовском офисе Радкевича зазвонил телефон. Секретарша, увидев номер на определителе, молниеносно переключила абонента на директорский кабинет. – Пан директор! – взволнованно сказала она в трубку. – На линии Грац. *******После сигнала «отбой» Радкевич, не ложа трубку, связался с секретаршей и попросил выяснить адрес главного претендента на наследство Ващука. Утром следующего дня он уже звонил судье от имени своего клиента. – Радкевич?.. – удивленно повторила судья. – Что-то я о вас раньше никогда не слышала. – Я редко занимаюсь такого рода делами. – Да? А впрочем, мне все равно. Ну что ж, приезжайте после обеда. Я вас приму. *******Каждый раз, поднимая глаза и приспуская очки, судья обводила взглядом по очереди обоих посетителей, словно ждала какой-то реплики, даже если тот за все время не раскрыл и рта. Последнее относилось к истцу, адвокат же, напротив, сыпал словами, не позволяя ей самой перехватить инициативу. Единственное, что ей удавалось, так это время от времени кивать головой. – Мой клиент желает официально внести протест против назначения опекуном пана Тереха, – говорил Радкевич. – Мы считаем, что поскольку пан Терех баллотируется в народные депутаты Верховной Рады, участие в избирательной кампании не оставит ему времени заниматься другими делами, а тем более выполнять обязанности опекуна, которые он собирается на себя возложить. Более того, мы заявляем, что мой клиент сразу же по вступлении в свои права намерен первым делом освободить пана Тереха от занимаемой должности исполнительного директора. По той же причине. Впрочем, есть и другой мотив. Если ваша честь позволит, я хотел бы обратить внимание вашей чести, что финансовое положение компании оставляет желать лучшего. Догадываюсь, что пан Терех объяснил это именно отсутствием у него достаточных прав. У нас имеется другое объяснение. Пан Терех использует ее денежные средства для поддержки своей кандидатуры на предстоящих выборах. Очевидно, пану Тереху еще предстоит пройти серьезную аудиторскую проверку, которую мой клиент собирается затребовать. И поскольку результаты могут быть непредсказуемы, до ее окончания я бы не советовал вашей чести, если мне, конечно, позволено советовать, выносить какое-либо решение в этом деле. Ударение, сделанное Радкевичем на словах «не советовал», таки подействовало. Судья занервничала, правда, постаралась выдать это за раздражение. – Я приму к сведению все, сказанное вами, – сухо объявила она. – Хотя в дальнейшем просила бы все же воздержаться… – О, покорнейше прошу меня извинить! С моей стороны подобное больше не повторится. Обещаю! Теперь-то можно было каяться сколько угодно. Он не сомневался, что предупреждение попало точно в цель. Судья удовлетворенно кивнула головой. |