Главная

Книга 1

Книга 2

МИРОН ВОЛОДИН "БУМАЖНЫЕ ИГРУШКИ"

КНИГА ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ (5)

Терех появился вскоре после взятия города советскими войсками и первым делом нанес визит Юстине. С этого дня он стал у них дома частым гостем. Хотя он потерял часть своего прежнего лоска, зато приобрел в важности и деловитости. Перемена эта оказалась ему к лицу, да и сам он, кажется, ни о чем не жалел. Теперь их сближали общие воспоминания. Терех остался единственной нитью, мысленно связывавшей ее с Бачинским, и в его отсутствие имел все шансы стать ей незаменимым. Возможно, и самого Бачинского она бы не любила так, будь он рядом. Но его не было, и это позволяло ей думать о нем с нежностью.

Протерев очки носовым платком, как он делал всякий раз, когда имел что-то важное сказать, Терех прокашлялся и заявил, что мог бы устроить ее на работу с хорошим пайком, при том, что делать-то ничего не придется. Юстина не ответила, тогда он осторожно обронил:

– Тебе известно, что НКВД арестовало Леонида Гаргаля? Его обвинили в пособничестве буржуазным националистам.

Она кивнула.

– Можешь о нем забыть, оттуда он уже не выйдет… Да, трудновато тебе придется. Ты, конечно, была в подполье и все такое, у тебя несомненные заслуги, и если бы не это… Юстина, ты не девочка и должна понимать, что твой брак с Марьяном может обернуться для тебя серьезными неприятностями. Я подчеркиваю, если бы не твои заслуги…

– Что ж теперь поделаешь! – она легкомысленно пожала плечами. Ее как будто вполне устраивало, что ничего нельзя изменить.

Терех осуждающе вздохнул.

– Ты должна всем говорить, что этот брак был нужен как прикрытие твоей подпольной работе. И если тебя вызовут, так и отвечай.

– Да, Гжегож, ты прав. Я именно так и скажу.

– Мы его даже аннулировать не будем: он был заключен в церкви, а советская власть, как известно, церковные браки не признает.

– Очень кстати, – согласилась она.

– Но вот поверят ли? – усомнился Терех, подготавливая ее к главному.

Юстина промолчала.

– А чтобы поверили, – продолжал он, – самое лучшее, это снова выйти замуж. На этот раз по-настоящему.

– Разве мой брак был ненастоящим?

– Юстина! – он с упреком покачал головой. – Мы же договорились!

– Ладно, извини… Только вот за кого мне выйти замуж?

Он поправил очки, стараясь этим жестом скрасить неловкость момента.

– Конечно, за меня.

Юстина взглянула на него с удивлением.

– Почему, Гжегож? Ты ведь не любишь меня, я знаю.

– Неправда!

Она засомневалась.

– Ты хочешь сказать, что…

– Я люблю тебя!

Она присмотрелась к нему повнимательнее.

– Ах, Гжегож! Я могу поверить, что ты говоришь совершенно искренне. Но я не могу поверить, что ты меня любишь. Ты никогда не воспринимал меня всерьез. У тебя было достаточно времени, чтобы сказать это раньше. Но ты обратил на меня внимание лишь после Марьяна. Как ребенок смотрит на игрушку в руках другого, а не на ту, что валяется в песке. Взглянул бы ты на меня, если бы не он? Признайся, ты всегда завидовал Марьяну. Покровительство Бачинских только унижало тебя. Марьян олицетворял твою несбыточную мечту. Все, к чему бы он ни прикасался, приобретало для тебя особый ореол желаемого, хотя и недостижимого в то же время: его завод, его жена. Так, Гжегож?

Тот вскочил.

– Злишься? – колко заметила Юстина. – Значит, я попала в цель.

Вдруг ее настроение резко изменилось. Она схватила его за рукав и, как Бачинского, силой усадила на место. На ее губах заиграла усталая улыбка.

– Не обращай внимания. Это все от дурости. Я глупая, вздорная, несчастная вдова при живом муже. Так ты и в самом деле решил сделать мне предложение?

Терех перевел дух.

– Конечно. Я не бросаю слов на ветер.

Юстина прикрыла глаза ладонями, сложенными лодочкой, потом снова открыла.

– Дай мне время подумать. Ну хотя бы до завтра.

Терех встал.

– Хорошо. Я приду завтра.

Он надел шляпу и ушел.

Уже спустя полчаса Юстина была в поликлинике, ожидая услышать заключение врачей.

– Ах, это вы! – врач ее запомнила. – Ну, милая моя, можете радоваться жизни. Все в полном порядке. И готовьтесь стать матерью. У вас будет ребенок.

От нервного перенапряжения Юстина почувствовала неожиданную слабость.

– Вам плохо? – обеспокоенно спросила та. – Дать воды?

Но Юстина тряхнула головой, и все прошло. Успев лишь поблагодарить на ходу, вскочила и заторопилась к выходу.

– Постойте, куда же вы? – вдогонку закричала врач. – Я еще не все сказала!..

Придя домой, Юстина приготовила дорожный чемодан и стала торопливо опустошать шкаф, словно ей хотелось как можно быстрее исправить свою ошибку.

Тетка вошла в комнату.

– Мне пора подыскать себе жилье, – заявила Юстина, складывая платье.

– Но мне кажется, ты его уже нашла, – тетка показала на раскрытый чемодан.

– Да, – призналась Юстина. – Адрес ты знаешь. Я хочу туда вернуться.

Чмокнув ее в щеку, она прибавила:

– Только не говори никому.

*******

Портье, он же хозяин самого захудалого отеля в рабочем пригороде Цюриха, уныло посмотрел на дверь, дернув головой больше по привычке, чем в надежде на появление клиента. В этом квартале жили клерки, разносчики газет, уличные торговцы, только нищих здесь не было видно, во всяком случае, днем: нищие всегда там, где деньги. Хорошо одетый человек, приехавший на такси, немедленно привлекал внимание. Хозяин тоже услышал, как затих, а потом снова заурчал мотор отъезжающей легковушки, и прогнал остатки дремоты. Нет, он не расчитывал увидеть в нем клиента. Но кто откажется разогнать скуку, даже если для этого нужно будет приложить усилия?

Приезжий вежливо приподнял шляпу. Он заговорил, и хозяин с первых же слов уловил типичное австроальпийское произношение.

– Вы хозяин этого заведения?.. – австриец на свой лад произнес заковыристое название. – Я ищу некоего господина Бачинского. У меня есть сведения, что он остановился в вашем отеле.

Хозяин открыл журнал, хотя мог, вероятно, обойтись и без него. В самом деле, какой-то польский эмигрант недавно снял у него номер, а уже успел задолжать за четыре дня, поэтому хозяин его и запомнил. А так через его отель проходит множество эмигрантов. Эти смотрят, где подешевле. Все они бедны, как церковные крысы. Пять дней, вот максимальная отсрочка, которую он им давал, если они бывали достаточно убедительны. Больше – нет, иначе сядут на шею. Таково было его неукоснительное правило. Можно быть христианином, но в меру. После этого он мог либо выставить их на улицу, либо сдать полиции. Хотя полиция неохотно занималась подобным контингентом. Выдворишь из страны – политика, оставишь у себя – хлопоты… Кстати, у этого Бачинского в запасе только один день.

– Вы можете пройти, – сказал он. – Номер 27. Последний этаж, по коридору в конец.

Австриец не сомневался, что хозяин с любопытством смотрит ему в спину, и еще долго будет гадать, что у него может быть общего с каким-то беженцем.

Деревянной лестницей с расшатанными перилами гость поднялся на самый верх – он не обратил внимания, на какой этаж, – и прошел в самый конец темного коридора, по пути задев кем-то выставленные ботинки. Подсвечивая зажигалкой, австриец нашел дверь с названным номером, остановился и постучал.

Номер оказался посветлее коридора, с улицы в окно проникал серый свет, отраженный от угрюмых блеклых стен противоположной ее стороны. Затертые, обветшалые обои так и бросались в глаза.

Бачинский валялся на кровати в одежде, и даже не потрудившись снять обувь, только ноги свесив за край. Из-под кровати выглядывала груда пустых бутылок. Но пьян, как выяснилось, он в этот раз не был – очевидное преимущество отсутствия средств у законченных алкоголиков. Что оказалось весьма кстати: австриец поначалу встревожился и уже подумывал, не дать ему ли задний ход, а Лензу Хаммеру сообщить, будто не нашел ни Бачинского, ни его следов.

К счастью для Ленза Хаммера, Бачинский вовремя встал с кровати и предложил австрийцу сесть.

– Прошу прощения, – сказал он, задвигая ногой выглядывающие бутылки, – я думал, это хозяин, явившийся требовать платы за номер. Кому я еще нужен в этом мире?

Австриец понял фразу как намек.

– Чтобы сразу же внести ясность, я имею честь представлять интересы вашего деда, Ленза Хаммера. На сегодняшний день я являюсь юрисконсультом корпорации, которой он пока еще управляет. Ваш дед уполномочил меня предложить вам…

– Простите, но мне кажется, вы обратились не по адресу, – нахмурившись, перебил его Бачинский. – Моя фамилия Бачинский, а не Хаммер. И у меня нет никакого деда. Здесь, повидимому, кроется ошибка.

Австриец насторожился.

– Вы Марьян Бачинский, сын Миколая Бачинского и Эммы Хаммер, рожденный во Львове четырнадцатого января одна тысяча девятсот…

Бачинский недовольно поморщился.

– Ради Бога, оставьте в покое мою биографию! Я знаю ее не хуже вас.

Австриец посмотрел на него в упор.

– В таком случае, разрешите мне до конца выполнить мою миссию? Отчитываясь завтра перед вашим дедом, я бы не хотел прятать глаза.

– Ну разве что из этих соображений, – смягчился Бачинский.

– Спасибо! – кажется, тот по достоинству оценил его жертву. – Но, чтобы не злоупотреблять вашим вниманием, постараюсь изложить все в двух словах.

Бачинский проникся к нему симпатией и наконец-то присел напротив.

– Видите ли, – продолжал австриец, – обстоятельства таковы, что ваш дед уже не в силах успешно управлять корпорацией… О, простите! Дело не в дряхлости и не в слабом рассудке, как вы могли, очевидно, подумать, а в том, что наступили новые времена, требующие принципиально новых подходов, и ваш дед, отдадим ему должное, это понимает… – он на секунду замолчал. – Если позволите, я буду откровенен. Роль Хаммеров во время последней войны, как бы это сказать… крайне неблагоприятно отразилась на имидже компании. Слишком часто пожимать руки ставленникам третьего райха – для ее сегодняшнего президента плохая рекомендация. Ей нужен кто-то со стороны, не запятнавший себя связью с нацистами. Из всех Хаммеров вы, таким образом, остаетесь вне конкуренции. Ленз Хаммер готов немедленно уйти в отставку. Он уполномочил меня от своего имени, а также от имени главных держателей предложить вам управление контрольным пакетом акций.

У Бачинского брови изогнулись дугой.

– Гм! И безраздельное руководство компанией!

– Такой власти не было у самого Ленза Хаммера, – поддержал его австриец. – Срок, в течение которого будет действовать доверенность, можете назвать сами. И… наконец. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, ваш дед готов сделать вас своим наследником, а это значит, что после его смерти вы станете самым крупным акционером корпорации Хаммеров. Хотя важно уже само по себе наличие такого завещания.

– Какая неожиданная щедрость! – не удержался Бачинский.

Он взволнованно вскочил и подошел к окну; австриец ждал. Уже оттуда прозвучал его голос.

– Ну что ж, передайте моему деду, что я польщен его предложением, – не оборачиваясь, сказал он.

– Следует ли понимать ваши слова так, что вы его принимаете? – осторожно переспросил австриец.

На этот раз Бачинский оглянулся. В его глазах сверкнули озорные огоньки.

– Вы меня прекрасно поняли! Не притворяйтесь! Это отказ. Ваша корпорация меня совершенно не интересует! Как и завещание Ленза Хаммера.

Австриец заерзал на стуле.

– Вы хорошо подумали? – он еще раз осмотрелся.

Над головой у него висела лампочка без абажура, под стулом прогибались крашеные доски. Возможно, он не такой уж и трезвый, этот Бачинский?

– Передайте моему деду: меня купить нельзя! – насмешливо повторил Бачинский, проследивший за его взглядом. – Ну вот что. Я выслушал вас только ради вашего душевного спокойствия, могу подтвердить: вы сделали все, что могли. Моего деда я бы и слушать не стал. Теперь можете возвращаться. Прощайте!

Он протянул руку, но австриец лишь грустно качнул головой, игнорируя дружеский жест.

– Боюсь, что не я вас, а вы меня неверно поняли. Сделанное вам предложение ровным счетом ничего не стоит. Не думайте, что благодаря ему вы станете хотя бы на один грош богаче. Компания на грани полного краха. Вы окажете ей честь, возглавив ее.

Бачинский помрачнел и задумчиво опустил руку.

Надо же! Проклятый австриец определенно знал, чем его достать.

*******

– Так, товарищи, начнем, – сказал Проценко, когда последний из участников совещания, плотно прикрыв за собой дверь, занял свое место за длинным столом. Ни для кого не было тайной, что он только что вернулся из Москвы, и не с пустыми руками. – Как вы уже знаете, перед нашим управлением поставлена новая задача. Я прошу учесть: то, что задание поручено именно нам, признак безусловного доверия со стороны руководства. Ну, правда, были также особые мотивы. Вот об этом мы сейчас и поговорим. Среди нас присутствует товарищ из обкома партии, который все объяснит. Прошу вас, товарищ Терех.

Терех прокашлялся.

– Товарищи! Речь пойдет о капиталистических предприятиях, ориентированных на германских, польских и других потребителей, оставшихся в восточной зоне. Естественно, они хотят удержать свой рынок сбыта, тогда как наша задача, напротив, укреплять связи внутри будущего социалистического лагеря и выпроваживать оттуда империалистов. К сожалению, здесь мы столкнулись с некоторым непониманием со стороны наших друзей. Они все еще предпочитают поддерживать отношения с прежними поставщиками. Как убедить их в недальновидности такой позиции?

Проценко нетерпеливо зашевелился.

– Григорий Иванович, прошу вас, ближе к делу! – упрекнул он, но мягко, сохраняя просительный тон.

– Да, да, извините, – занервничал Терех. – Свежий пример: поставки дорогостоящей измерительной техники, которые мы планируем осуществить как раз в восточную Германию и Польшу. Проблема в том, что прежде этими поставками занимались австрийцы, приборостроительный завод, принадлежащий семейной корпорации Хаммеров. Недавно компанию возглавил небезызвестный вам, надеюсь, Марьян Бачинский. Это и стало причиной того, что Москва поручила это дело нам с вами. Я лично был знаком с господином Бачинским и, скажу прямо, хорошо знаю его высокие деловые качества. Энергии и целеустремленности этого человека следует отдать должное. С его приходом корпорация начала резко набирать обороты, несмотря на то, что после войны ей не в шутку грозило банкротство. Для нас это может быть неприятно. Сначала мы не брали ее в расчет, но теперь…

Проценко встретился глазами с сотрудником.

– У вас к докладчику вопрос?.. Пожалуйста!

– Товарищ Терех! – отозвался тот. – Остается непонятным: все-таки почему немецкие товарищи отдают предпочтение австрийцам?

– Ответ прост, – Терех, сокрушаясь, развел руками. – Их продукция, к сожалению, лучше. Пока что. Мы вынуждены это признать. Но ведь необходимо смотреть в корень. Мы ожидаем, что недостатки капиталистического способа производства безусловно дадут о себе знать, рано или поздно. Ваше дело, дело органов безопасности, выявить и своевременно показать нашим друзьям уязвимые стороны империализма.

– Еще вопросы?.. – Проценко обвел взглядом сидящих по обе стороны стола. – В таком случае, какие будут предложения?.. Товарищи, я заостряю ваше внимание на важности задачи. Мы с вами работаем в новых условиях. Вчера нашим врагом был фашизм, сегодня – мировой капитал. Прошу всех уяснить: война с оружием в руках закончилась, пора постигать науку экономической борьбы… Никто больше не хочет высказаться?

Все молчали. Проценко остановился на Терехе.

– Товарищ Терех! А вот если, скажем, какие-то перебои, если компания на время будет вынуждена приостановить поставки, как это отразится на доверии к ней потребителей в Германии и Польше?

Терех растерялся.

– Безусловно, это существенный фактор.

– И в течение какого времени должен быть задержан выпуск, чтобы партнеры изменили свое отношение к ней? Конкретно: на день, на два, на неделю?.. Товарищ Терех!

Терех облизал пересохшие губы.

– Ну… полагаю, на неделю. Этого вполне хватит.

Проценко довольно кивнул головой.

– Итак, одна неделя. Неделя простоя, и Марьян Бачинский сброшен со счетов… А что рабочие? Мне кажется, наш интернациональный долг поддержать их в справедливой борьбе. Как вы считаете, товарищи?.. Ну что ж, ситуация ясна. Товарищ Терех, я дам вам сотрудника, вместе прошу вас подготовить план действий, который мы и представим на утверждение руководству.

*******

Бачинский остался один в своем просторном кабинете, унаследованном от Ленза Хаммера. Он предупредил секретаршу, что никого больше не желает принимать, и попросил отменить встречи, назначенные на завтрашний день. Послезавтра они и сами дорогу забудут, невесело подумал он про себя.

Забастовка продолжалась вторую неделю, если на прошлой еще кое-как удалось заткнуть брешь, то теперь компанию уже ничто не спасет. Кто-то осведомленный надоумил рабочих заблокировать склад готовой продукции. При том, что краны, подъемники сами не заработают. Этот, так уж точно знал, что нужно делать. По договору, если просрочить отгрузку более чем на пять дней, он потеряет силу. Бачинскому пришлось пойти на это условие, чтобы удержаться в восточной Германии и Польше. В буквальном смысле завтра оно будет означать банкротство. Что ж, не вышло, когда он только явился в компанию, так выйдет сейчас.

Этим профсоюзным боссам он в лицо выложил, что о них думает. Сами же роют себе могилу. Ну вот туда им и дорога! Получили деньги на забастовку, и рады. А то, что завтра окажутся на улице, в это не верят. Да они его просто не знают!

Он сделал последний ход: созвал прессконференцию, на которой прямо заявил об этих деньгах. От кого получены? Источник не назван. Хотя можно дагадаться. Он, Бачинский, отлично знал, кто в любом случае выиграет от забастовки. И как появился этот новый пункт в договоре, тоже. Время учит.

Но рабочих это, конечно, не волнует. Когда дают, это никого не волнует. Вот если бы стало известно, что часть денег боссы прикарманили, тогда другое дело. Насколько ничтожен человек! Не каждый в отдельности, а именно в своей массе! Вот когда начинаешь испытывать презрение к толпе! Это чувство оказалось сильнее его.

– Но уступив профсоюзам, компания могла бы избежать краха.

– Всего лишь оттянуть его на некоторое время, – возразил он. – Нас не устроит половинчатое решение. Ни о каких уступках не может быть и речи. Все, или ничего!

– А вы твердый орешек, – усмехнулся один репортер, собираясь закрыть блокнот.

– Я не каждый день за что-нибудь берусь, – ответил Бачинский. – Однако взявшись, непременно довожу до конца.

– Только вот что по этому поводу скажут ваши акционеры?

– Они сами доверили мне контрольный пакет. Теперь могут кусать локти, если хочется.

– В таком случае, что вы скажете им?

– Мой дед оставил мне компанию, как дарят абсолютно бесполезную вещь. Цена этому подарку равнялась нулю. Я с удовольствием верну им то, что взял.

Они уже придумали заголовки для утренних статей.

Бачинский вытряхнул из ящика личную переписку, запихнул в свой портфель и вышел из кабинета. Секретарша, оживленно болтавшая по телефону, внезапно присмирела и положила трубку.

– Очевидно, утром тут соберется наблюдательный совет, – сказал он. – Прошение об отставке лежит на моем столе. С ноля часов я слагаю свои полномочия и сюда больше не вернусь.

Хотя до полуночи оставалось еще полдня, вслед за чем корпорацию ожидало неизбежное банкротство, Бачинский на виду у всех вышел из офиса, сел в автомобиль и отправился домой. Он не сомневался, что весть об этом уже разлетелась по всем углам.

Когда сумерки начали сгущаться над городом, в его квартире зазвенел телефон. Это был звонок из офиса. Он знал, но не подошел. Только за вторым разом, спустя какое-то время, когда звонок снова повторился. Надо было иметь стальные нервы, чтобы продержать их всех над краем пропасти.

– Господин президент! – услышал он взволнованный голос опытной секретарши. – Слава Богу, что мне посчастливилось вас застать!.. У меня важное сообщение. Профсоюз полностью снял свои требования. Компания может возобновить работу. Вас просят немедленно приехать.

Сжимая трубку, Бачинский рукавом белой рубашки вытер вспотевший лоб. Сейчас он пожалел об одном: что НКВД не догадалось установить прослушивание на его телефон.

начало

вперед