ГлавнаяКнига 1Книга 2 |
МИРОН ВОЛОДИН "БУМАЖНЫЕ ИГРУШКИ"КНИГА ПЕРВАЯЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ (4)В поисках нужной квартиры Ващук покружил по глухому двору, переходя от парадного к парадному. Таявший снег коварно прикрывал глубокие лужи. Высокие сугробы еще прятались, скованные ледяной коркой, в его темных углах, хотя на улице под мартовским солнцем тротуар уже подсыхал. В конце концов ему показали угнетающего вида парадное с выломанными дверьми. И правда, кажется, здесь. Он спустился вниз по ступенькам навстречу холоду и сырости. Там он действительно натолкнулся на дверь с сохранившимся квартирным номером. Была даже кнопка для звонка. Ему открыл мужчина его возраста, только еще более крупный, чем он. Таким у них на стройке всегда рады. Мужчина был по-свойски без рубашки, в одной фуфайке, и уже где-то испачканной, видно, давно так ходил. – Шайноха Ярослав? – на всякий случай уточнил Ващук. Тот настороженно кивнул. Ващук догадался, что его официальный тон не внушал доверия, но отступать было поздно. Притопнув ногами, он сбил налипший снег с подошв и перешагнул порог. За порогом его встретил теплый влажный воздух с запахом вареной картошки и несгоревшего газа. Газ шел, вероятно, от плиты, если судить по звуку, будто зашипела вода на горящей конфорке. С уверенностью он сказать не мог: закрывало обзор белье, сушившееся на веревке, что была протянута через все помещение. – Я из фонда социального страхования. Вы позволите? Не очень-то вязалось его дорогое пальто с названной профессией, но Ващук сочинял на ходу. Тот молча развел руками: а куда от вас денешься? Ващук прошел сквозь ряд белья, задев развешанные кальсоны. Да, вот газовая плита, заставленная кастрюлями и сковородками. Возле нее крутилась молодая женщина. Дочь, невестка? На одной конфорке еще горел огонь. Даже окна запотели! Окна начинались на уровне подбородка. В просветах как раз виднелся таявший снег. У одной стены стоял тапчан, у другой железная кровать. И еще угол, отгороженный занавеской. – Сколько у вас тут человек живет? – поинтересовался Ващук. – Ютимся! – пожаловался Шайноха-старший. – Собственную квартиру вынуждены сдавать, чтобы как-то прокормиться. Еле сводим концы с концами. Власти на нас наплевать! Тут он почувствовал, что есть на кого выплеснуть свое возмущение, и словно с цепи сорвался. Прямо из кармана достал пенсионную книжку (всегда, что ли, держал наготове?) и сунул Ващуку под нос. – Вот видите, я инвалид труда, а как прожить на такую ничтожную пенсию? Вы там ездите в шикарных авто, одеваетесь в дорогих магазинах, а тут человек, честно заработавший себе право на достойную жизнь, прозябает в нищете! Посмотрите на стены: видите эту сырость? Отверните циновку: под ней доски гниют! Разве можно жить в таких условиях? Нет, вы мне скажите, можно так жить или нет?.. Я вам свое здоровье отдал, а вот что взамен получил! Ни стыда у вас, ни совести! Шайноха-старший совсем распалился. Вот откуда берутся народные трибуны, подумал Ващук. Чтобы успокоить справедливый гнев народа, он пообещал помочь с ремонтом и добиться для него прибавки к пенсии. Шайноха не поверил, но затих. – Сколько у вас детей? – продолжал Ващук. Ему следовало зайти с другого конца. Шайноха пустился по второму кругу. Начал ныть, что дети сидят без работы, а зарплату задерживают, внукам не хватает на молоко, одним словом, на своих детей расчитывать нечего. Ващуку пришлось запастись терпением. За ширмой немилосердно заскрипела кровать: кто-то переворачивался с боку на бок. Испытав неожиданный страх, Ващук впервые пожалел, что пришел. – Это мой старший, Левко, – пояснил Шайноха. – У него уже своя семья. Хотя иной раз, слегка выпивши, у меня ночует. У Ващука отлегло от сердца. И потом, сейчас самое время спросить. – А сколько уже вашему младшему? – Семнадцать. – Как его зовут? – Олесь. – Он с вами живет? Шайноха смущенно почесал себя в затылке. – Олесь в колонии, – признался он. – Как говорится, в семье не без урода. Мало я его, говнюка, ремнем драл! (На всякий случай Ващук сунул руки в карманы пальто). Совсем от рук отбился. Сколько раз я Левко наставлял: ты самый старший, приглядывай за братом. Не помогло! Как раз четырнадцать стукнуло, и загремел. Вот, пятно теперь на всю семью! Не зря Ващук спрятал кулаки. – В какой он колонии? – поймав удивленный взгляд Шайнохи, он поспешно объяснил. – Все, что вы мне рассказали, я обязан проверить. *******На контрольно-пропускном пункте Ващук представился и попросил доложить о нем начальнику колонии. Не прошло и пяти минут, как за ним явился офицер. Начальник в форме подполковника внутренних войск принял его тотчас же. Даже подчиненного, которого перед тем распекал, отпустил раньше времени, повезло бедняге! – Разумеется, мне звонили из управления, – с ходу признался он и заглянул в лежавшее перед ним дело. – Шайноха... – Олесь, – подсказал Ващук. У него язык не повернулся прибавить отчество. – Минуточку! – тот снял трубку телефона внутренней связи. – Дежурный! Второй отряд в классе, на занятиях?.. А где они сейчас?.. Пошли кого-нибудь туда. Пусть направят ко мне Шайноху. Положив трубку, подполковник взглянул на Ващука. – Он сейчас будет здесь. Ващук почувствовал себя неуютно. – Нет, нет! Я... не готов. Подполковник еще раз, повнимательнее присмотрелся к гостю. – Не беспокойтесь. Я ему ничего не скажу. Вы будете случайным посетителем. В ожидании Олеся он не проронил ни слова, а Ващука заботила исключительно его собственная поза. Он вдруг обнаружил, что совершенно забыл, в какой позе предыдущие пятьдесят лет сидел на стуле. Тишину разорвал телефонный звонок. Подполковник снял трубку. – ...В каком еще наряде? Кажется, ему стало жарко. Он расправил плечи и в изнеможении откинулся назад, насколько позволил телефонный шнур. – Ну полный беспредел! Кто его туда поставил? Я кому велел сортир чистить? Немедленно заменить! Бросив трубку, он смачно выругался. – Нет, вы на них только полюбуйтесь!.. И пусть мне кто-нибудь еще раз скажет, что это детская колония! Ващук сидел лицом к начальнику, спиной к двери. Он слышал, как открылась дверь, слышал шаги, замершие за его спиной, но не смел повернуть головы. Подполковник нетерпеливо подозвал Олеся, едва тот возник на пороге. Ващуку стоило лишь немного развернуться, чтобы увидеть сына. Но он неподвижно сидел, скованный паническим страхом, а глаза видели только погоны подполковника и переполненную пепельницу на его столе. Почему он не вытряхнет из нее пепел?.. – Подойди сюда, – потребовал начальник колонии. – Никогда не смей за других чистить сортиры. Ясно тебе?.. Чтоб я этого больше не слышал! Все, точка. Олесь промолчал. Может, и ответил глазами, но промолчал. За несколько мгновений Ващук перебрал в уме десяток версий, представляя себе выражение его лица. Одни тревожили, другие вселяли надежду. И это при том, что стоило лишь повернуть голову! Подполковник продолжал. – Твой воспитатель хорошо о тебе отзывается. И в школе у тебя неплохие результаты... Даже очень неплохие! – обрадованно уточнил он, перевернув страницу в его деле. – Мы включили тебя в список на досрочное освобождение. Когда на суде спросят, чем собираешься заниматься на свободе, что ты им ответишь? – Не знаю, – честно признался Олесь. – Будешь учиться дальше? – подсказал подполковник. – Сначала я должен буду найти работу. Говорят, это непросто для тех, кто... вышел отсюда. Его голос отличал приятный тембр с легким бархатным оттенком. Произношение чуждое Ващуку, но тоже вдруг показавшееся интересным. С этой минуты он не посчитал бы и для себя зазорным смещать ударение на местный манер, произнося, например, Олесь вместо Олесь. – Тебе нужно учиться, – настаивал подполковник. – Я должен так отвечать на суде? – А ты сам разве так не считаешь? – А деньги? У кого-то, может, и есть состоятельные родители... Подполковник засопел. Кстати, словарный запас у него далеко не уличный. Чудеса, откуда это? Ващук был приятно удивлен. – Помни, что я тебе сказал насчет сортиров, – назидательно повторил начальник. – В жизни тебя еще не раз попытаются заставить. Не будь рохлей! Ладно, ступай. Снова шаги, хлопнула дверь. Ващук наконец-то оглянулся: сзади никого не было. – Все в порядке, – успокоил его подполковник, – к концу этого месяца мы его выпустим. Документы на досрочное освобождение будут представлены уже к ближайшей сессии. Но вы не волнуйтесь! Мы ему дадим такие характеристики, что у суда выбора не будет! – сказал он уверенным тоном и многозначительно добавил. – Стараемся! Ващук не ответил. Тот продолжал. – Ну а пока что поселим его отдельно, освободим от нарядов и работы в мастерских. Плюс к этому предоставим свободный выход за территорию. Он и не почувствует, что находится в исправительном учреждении. Уверяю вас, если бы всем создавались такие условия, преступники просились бы к нам сами! – Я хочу его увидеть, – вдруг сказал Ващук. Подполковник вытащил платок, вытер им вспотевший лоб. – А вы не передумаете? – Нет. Он забарабанил пальцами по столу, затем поднялся, открыл шкаф, достал форменную шапку. – Хорошо, идемте. Я покажу вам мастерские. В мастерские вела неудобная дверь, прорезанная в воротах. Вам приходится переступать через высокую планку, ворота при этом сотрясаются, дверь, естественно, тоже, но отнюдь не в такт воротам, и каждую секунду норовит вас щелкнуть по носу. Подполковник собственноручно придержал ее для Ващука. Тот вошел и сразу втянул носом одуряющий запах свежеструганных досок. Столярный цех! Под стеной в один ряд выстроились деревообрабатывающие станки. Пол ковром усеял слой тырсы. В глубине противно визжала пилорама. Подполковник потащил Ващука за собой, хвастаясь уникальным оборудованием. Через каждые два шага он останавливался. – Такого рейсмуса во всем городе не сыскать. А следующий станок, так вообще ручной работы. Половина деталей выточена. Что и говорить, столярка – наша гордость! Подростки, одетые в серую форму, трудились у станков. Двое в защитных очках распускали доски на той самой визжащей пилораме. – Постойте здесь! – крикнул подполковник Ващуку в самое ухо. Сам шагнул в сторону пилорамы. – Шайноха! – окликнул он. Парень не расслышал. Другой, стоявший ближе, ткнул товарища в бок. – Да выключи ты эту штуку! – сердито велел подполковник. Тот потянулся к выключателю. После этого им показалось, будто в мастерской воцарилась гробовая тишина. Олесь повернулся и завел очки на лоб. У Ващука сжалось сердце. Парень скорее напоминал актера, которого переодели под заключенного. Ничего общего с питекантропом Шайнохой-старшим, которого Ващук навестил в его Лензоге. Тому без разницы, застегнуты у него брюки, или нет. Сделай ему квартирный ремонт, назначь пенсию за счет фирмы, и он будет счастлив. У Олеся глаза были умные, взгляд живой, любопытный, а лицо... И как эта уродина Шайноха мог поверить, будто Олесь – его сын? Аист, рожденный от жабы! – Слушай меня, Шайноха! – сказал подполковник. – Сходи к начальнику хозяйственной части. Скажешь, я прислал. У него будет для тебя поручение в городе. – Я поеду в город? – не поверил Олесь. – Конечно, поедешь! Он выпишет тебе пропуск. Он же тебя и проинструктирует. Олесь растерянно отряхнулся от тырсы. – Рукавицы оставь! – напомнил подполковник и прибавил, но уже вполголоса. – Больше они тебе не понадобятся. Ващук отступил к краю прохода. А волосы у него какие?.. Цвет волос ему разглядеть не удалось. Слишком короткие, и тот успел нахлобучить шапку. Не замечая его, Олесь прошел мимо. К этому моменту Ващук отвел глаза. *******Капризная судьба наконец-то решила Олесю улыбнуться. Выйдя из колонии, он с удивлением обнаружил, что его семья живет в нормальной городской квартире, а на свою пенсию отец теперь гулял все тридцать дней, круглый месяц, не просыхая. Вскоре после освобождения Олесь получил странное письмо с приглашением явиться для беседы в компанию «Дары недр». Название было знакомым. Какое-то время он там работал перед самым арестом, и если бы они это подтвердили, то наверняка избежал бы колонии. Так они, вероятно, хотели загладить свою вину, злорадно подумал Олесь, прежде чем кинуть письмо в печку. Но время шло, а работы он для себя так и не находил. Он был согласен на любые условия, но едва доходила очередь до аттестата, выданного колонией, разговор на том и заканчивался. Дома стали на него коситься. В один прекрасный день пьяный отец снова поднял на него руку: «Ах ты щенок! Пока ешь мой хлеб, я тебя учить буду!» Тогда Олесь проглотил давнюю обиду и отправился по указанному адресу. Ему позарез нужна была работа. Хотя само письмо сгорело в огне, подпись он запомнил. Его принял юрист компании, чья фамилия стояла тогда внизу. – А! Значит, все-таки решились! – воскликнул Мельник. Поджарый, в морщинах – возможно, от сигаретного дыма, которым от него всегда разило, стоило ему открыть рот. – Какая у вас для меня работа? – спросил Олесь хмуро. Знал, что возьмется за любую. Лишь бы только не было поздно! За это время они спокойно могли взять кого-то другого. – Наша компания участвует в программе помощи подросткам из неблагополучных семей, – начал объяснять Мельник, проигнорировав вопрос. – Мы тесно сотрудничаем в этом плане с органами правопорядка и помогаем молодым людям стать на правильный путь. «Болтай, болтай! – зло подумал Олесь. – Так я тебе и поверил!» – У вас подходящие данные. Именно поэтому мы остановились на вашей кандидатуре. Компании нужны такие люди. «И ни слова о прошлом!» Мельник поймал его сощуренный взгляд, распознал насмешку, затаившуюся в уголках рта, и замолчал. Потом вдруг тряхнул головой, будто прогонял сон, и, сдвинув пепельницу, пересел из своего кресла на край стола, поближе к собеседнику. – Все понятно! Кажется, ты у нас работал раньше. – Вам только так кажется? Тот сокрушенно развел руками. – Извини, пожалуйста. Наверное, мне следовало с этого начать. Но я обычно имею дело с людьми постарше и поопытнее тебя, а они менее прихотливы в вопросах морали. Им не приходится ничего объяснять. Они все понимают и принимают жизнь такой, какая они есть... Впрочем, как я только что сказал, это мое упущение. Должен признать, компания действительно поступила с тобой не очень... скажем так, не очень порядочно три года назад, – он повторил свой жест. – Поверь, мы были вынуждены! От нас мало что зависело. И нам самим это ужасно неприятно. Но ведь ты уже взрослый парень. Попробуй нас понять и не держать камень за пазухой, – с виноватой улыбкой он протянул руку. – Ну как, мир? Олесь весьма неохотно ее пожал. Мельник, конечно, видел, с каким чувством тот пошел ему навстречу, но профессиональный шарм и на этот раз помог ему изобразить благодушную улыбку. – Тем более, что мы готовы искупить свою вину, – многозначительно прибавил он. «Наконец-то!» – подумал Олесь. – Какую вы мне нашли работу? – повторил он вопрос. – Не торопитесь! – тот опять сел за стол, вернул на место пепельницу и снова перешел на официальное «вы». – Речь пока что не идет о работе. Компания нуждается в высококвалифицированных специалистах. А вы, прошу прощения, таковым не являетесь. Для этого вам еще необходимо учиться. Вы со мной согласны? «Ну вот! – Олесь скис. – Опоздал!» – Поэтому... – Мельник, как назло, еще и тянул, нет, чтобы сразу сказать, что им надо, и оставить его в покое, – поэтому компания считает целесообразным взять на себя расходы по вашему обучению. Коль скоро аттестат вы уже получили в колонии, теперь очередь за высшим образованием. Таково условие компании. Учебное заведение и специальность можете выбрать сами. Выбор неограничен, – добавил он с улыбкой. – Но я бы порекомендовал Оксфорд. Или Кембридж. Британская система образования имеет достойные традиции... Ну, или Сорбонну, если вам больше нравится теплый климат... Впрочем, все зависит от того, какие науки вы предпочитаете... |