ГлавнаяКнига 1Книга 2 |
МИРОН ВОЛОДИН "БУМАЖНЫЕ ИГРУШКИ"КНИГА ВТОРАЯЧАСТЬ ПЯТАЯ (3)С самого утра поехав за результатами экспертизы, Бачинский вернулся только к полудню. Монахиня его не узнала. – Сестра Мария! – он в восторге обхватил ее за плечи, несмотря на монашеский сан. – Подтвердилось! Больше никаких сомнений: это он! – Ах, так значит, вы уже в курсе? – заметила она с удивлением. Монахиня осторожно избавилась от его рук. – А я-то думала, вы ничего не знаете. Мне сказали, что вас там не было. Вы не явились к назначенному времени, поэтому они решили напомнить и позвонили сюда. Мне пришлось съездить самой. Вот заключение. Бачинский бессмысленным взглядом уставился на документ, который она ему вручила. Потом полез за носовым платком и вытер им лоб. Его лицо могло скрывать чувства, но потеть оно так или иначе было обязано. – Все-таки это правда! Мой внук! Нет, не может быть! Оно настоящее? Монахиня свела брови к переносице. До того, как он увидел заключение, Бачинский безоговорочно в это верил, но увидев, вдруг начал сомневаться. «Выходит, все же вы там не были, – догадалась она. – Так боялись потерять его снова?» Это чувство было ей хорошо знакомо. Здесь многие через это прошли, не он один. – Надо полагать, да, – ответила она. – Дайте мне его адрес! – потребовал он. – Я немедленно еду к нему! – Господь с вами, пан Мысак, зачем же так торопиться? Сейчас вам необходимо самому все хорошенько осмыслить. Поверьте моему опыту, с этим лучше подождать, пока вы хоть немного успокоитесь. – Я всегда спокоен, сестра Мария! – самоуверенно заявил он, будучи взволнован, как никогда. – Ладно, я напишу вам адрес. Но дождитесь хотя бы вечера, когда он придет с работы. *******После захода солнца окна стали черными, даже луна непонятно куда исчезла. Последний перед чердаком, неосвещенный пролет лестницы тонул в серых сгустках темноты. Впотьмах на ступеньках кто-то сидел, прислонившись к стене. Олесь заметил сидящего с лестничной площадки. Сквозь перила просматривались контуры: знакомый берет и плащ, плюс рукоять трости, выглядывающая над головой. – Пан Мысак? Что вы тут делаете? Олесь быстро взбежал лестницей, перепрыгивая через ступеньку. – Идемте! – он помог старику подняться на ноги и завел к себе в комнату. Отвыкнув от света, Бачинский прищурился. – Что случилось? – повторил Олесь встревоженно. – Дай-ка мне на тебя посмотреть, – Бачинский отстранился и отступил на шаг. При свете одной единственной лампочки он окинул Олеся с головы до ног изучающим взглядом. – Осторожнее! Потолок! – предупредил Олесь; еще хотя бы полшага под скос потолка, и тот ударился бы головой. Хотя старика это, кажется, ничуть не беспокоило. – Наконец-то я нашел своего внука! – сказал старик, не сводя с него глаз. Олесь озадаченно поскреб себя в затылке. – А… как же тот, который… – Который умер? Нет, к счастью, это было ошибкой! Тот оказался не моим внуком. – В самом деле?! – обрадовался Олесь. – Приятная новость! Выходит, ваш настоящий внук жив, здоров? – Вне всяких сомнений, – Бачинский позволил себе даже улыбнуться, что случалось крайне редко. Он понял, что наступил момент, когда можно сказать правду. – Могу добавить, что он прекрасно себя чувствует и будет чувствовать себя еще лучше, поскольку для него пришло время перемен к лучшему. Вот он, передо мной. Олесь спрятал улыбку. Старческие бредни, желание во что бы то ни стало обрести внука! Вот что он подумал, Бачинский угадал это по его глазам. Он достал бесценный документ, практически неопровержимое доказательство своей правоты. – Мне понадобилась твоя рубашка со следами крови, – признался он. – А это заключение экспертизы. Прочти! Олесь гораздо дольше, чем требовалось для прочтения, изучал его: сначала с недоверием, позже начав растерянно моргать глазами. Под конец он уже с трудом разбирал буквы. То и дело его руки тянулись к глазам. Неохотно он вернул документ Бачинскому. Не давая ему опомниться, тот протянул снимок с надписью на обратной стороне: «Моему сыну, которого я люблю больше всего на свете». – Возьми! Эта фотография предназначалась тебе. Олесь с недоумением уставился на снимок. Затем перевернул и прочел надпись. Затем, отрицательно мотнув головой, попытался вернуть. – Извините, но это уж точно не мое. Натолкнувшись на строгий взгляд Бачинского, он чуть не прослезился. – Объясните мне, что происходит? – Семья, в которой ты вырос, на самом деле тебе чужая. Узнаешь кого-нибудь на этой фотографии? Олесь кивнул. – Ващук! Я на него работал. – Ну, женщину ты вряд ли мог встретить, – нахмурившись, произнес Бачинский. – Она умерла вскоре после твоего рождения. Эта молодая женщина – моя дочь. – Так я его сын?! Боже правый! – И мой внук, – многозначительно напомнил Бачинский. Не обратив никакого внимания на его последние слова, Олесь снова недоверчиво повертел фотографией. – А как же мои… – но слово «родители» так и не сорвалось с его губ. Бачинского озадачило, что Олесь проигнорировал его замечание, тот наверняка слышал, кто приходился отцом Галине Ващук. Тем не менее он пожал плечами, отвечая на вопрос. – Люди, к которым ты попал, потеряли своего ребенка еще в родильном доме. Медсестра отдала им тебя по просьбе твоей матери. – Она покончила с собой? Бачинскому самому стало трудно говорить. – Я расскажу тебе эту историю, только в другой раз. Она длинная и далеко не из приятных. Сегодня у меня счастливый день, мне не хотелось бы омрачать его тяжелыми воспоминаниями. Но главное, я прошу тебя поверить: ты был для нее всем. – Я и так не собирался ее осуждать. – Действительно, я бы не советовал. Когда ты узнаешь всю правду… Он замолчал. Олесь неожиданно полез под кровать, вытащил бутылку с пивом, сорвал крышку, зацепив за угол кровати, и с жадностью припал к горлышку, словно его сутки держали взаперти без глотка воды. Дождавшись, когда он опустит руку с бутылкой, Бачинский произнес: – Мне кажется, за один этот миг я готов простить судьбе те двадцать лет, в течение которых я и не подозревал о твоем существовании. При этом если бы ты знал, сколько раз я был на волосок от роковой черты, за которой мы могли уже никогда не встретиться! Но правду говорят: лишь то имеет цену, что можно потерять. – Значит, вы ее отец? – вытирая губы тыльной стороной ладони, переспросил Олесь. Старик оживился. Олесь продолжал: – А говорили, будто она дочь Бачинского. Чего люди только не придумают! Хорошо, что это неправда. Я благодарю Бога за то, что вы мой дед, а не Бачинский! Бачинский оторопел. – Это почему же?.. Ты это всерьез? – переспросил он, не услышав ответа и не в шутку разволновавшись. – Конечно! – убежденно ответил Олесь. – Пан Мысак, не стоит судить о людях по их достижениям. Это самая большая ошибка, которую все почему-то допускают. Сейчас я не боюсь напомнить всем вам, что происхождение любого капитала порочно изначально. Но как бы я заговорил, став внуком Бачинского? Очевидно, я принял бы ту же высокомерную позу, думая, что положение может возместить недостаток других качеств. Вы заметили: многие стараются таким способом прикрыть какой-нибудь изъян? Они считают, что высокое положение, это уже одно из достоинств. Они почему-то уверены, что достоинства автоматически проистекают из общественного положения. Раз есть положение, значит, есть и достоинства, и наоборот… Смотрите, уборщиком я зарабатывал столько-то. А сколько мне причитается теперь? – Это заслуга твоего отца. – Неужели труд моего отца так дорого стоит? – Господь наделил его талантом. – Господь? Значит, это скорее его заслуга. Ваш талант принадлежит вам не более, чем оружие солдату. Но вы же взбеситесь, если я вам это скажу. – Ты это мне? – забеспокоился Бачинский. – Нет, извините, пан Мысак. Да и вообще вы зря волнуетесь. Этот Бачинский, он же ничем не лучше вас. Ничем! Талантом? Так ведь он же не его. Тогда за что ему такие почести? Сминусуйте талант, и вот вам такой же бездомный бродяга, как вы. Я скорее ненавижу талантливых, которые используют собственный дар исключительно в свое удовольствие. В отличие от бездарей, они продают то, что им не принадлежит. Бачинскому тоже вдруг стало жарко до нестерпимости. Он нервно заскрипел табуретом. Но Олесь даже головы не повернул. – Видите! – продолжал он. – Сейчас мне легко об этом судить, потому что я не Бачинский. Я всегда гордился тем, что получал не больше того, что зарабатывал. Но будь я одним из них, уж как-нибудь нашел бы предлог, чтобы сказать: мое состояние – исключительно моя заслуга. А кто скажет иначе?.. Да вы хотя бы на секунду представьте, что я его внук. Что было бы с моей моралью тогда? Наверное, я рассуждал бы, как Филенко. Нет, не хочу себя презирать, с меня достаточно того, что я сын Ващука. – Я-то считал, ему все завидуют, – задумчиво произнес Бачинский. – Кому? Бачинскому? – Олесь рассмеялся. – Да что вы, пан Мысак! Чему тут завидовать? Выкатит себе в кресле-каталке, помашет рукой, вот и все. Когда у человека все есть, это расслабляет. Куда ему до вас! – Ты в самом деле думаешь, что у него все есть? – И думать нечего! – с уверенностью подтвердил он. – Чего ему еще желать? Да вы понятия не имеете, как они живут! – Ну что ж, до сегодняшнего дня, кажется, и вправду не имел, – вздохнул Бачинский. *******В здание суда Терех вошел с полной уверенностью в успехе. Не он настаивал – судья сама позвонила. Еще бы! А кто ему теперь помешает? Радкевич, заставлявший его цепенеть от страха еще месяц назад, теперь сам сидел тише воды, ниже травы. Деловые европейские газеты пестрели сообщениями о болезни Марьяна Бачинского, за которой, очевидно, последует его вынужденная отставка. Никто не упустил случай напомнить о его преклонном возрасте. Что бы ни означал этот намек, но имена наследников были теперь у всех на слуху. Ни у кого не возникало сомнений по поводу того, кто займет его место. Терех имел все основания снова быть счастливым. Братья Хаммеры, это звучало как музыка у него в ушах. Нет Бачинского, нет и проблем с сыном Ващука. Навсегда можно забыть угрозу с этой стороны. Последняя надежда бедного Олеся! Терех расчувствовался, подумав о нем. Когда-нибудь он-таки расскажет ему всю правду. Не будет его деда – невозможным станет доказать родство. Вот тут-то он ему все и выложит. – Когда-нибудь я тебе тоже расскажу, – пообещал он Филенко. Эта мысль послужила ему хорошей компенсацией за волнения, причиненные выходом Олеся на свободу. Все складывалось как нельзя лучше. Рано или поздно, Олесь получит срок, избежать которого не поможет ему и самый ловкий адвокат. Но уже через пятнадцать минут он, Терех, завладеет компанией и тремя миллионами, ожидающими его на банковском счету. Филенко услужливо открыл перед ним дверь. Судья была одна. – Пожалуйста, входите! – с готовностью кивнула она. – Присаживайтесь! Пока она рылась в бумагах, Терех в уме прикидывал, на что потратить первый миллион. Половина, естественно, тут же уйдет на избирательную кампанию. Эти телевизионщики ну прямо три шкуры дерут! Но куда деваться-то?.. Львиный кусок придется отдать коммунистам. Для родной партии моральной поддержки маловато. Тоже мне, членские взносы!.. Да, вот еще жена пристает, подвернулся удачный вариант с покупкой дома для молодых, да и права она, что за жизнь в обычной двухкомнатной квартире? Скажут, пожалел папочка денег на приличный особняк для своих детей! – Найдется у тебя знакомый юрист по недвижимости? – спросил он, наклонившись к уху Филенко. Судья по очереди окинула обоих вопросительным взглядом. Филенко дал ему понять, что сейчас не время. Терех выпрямился. – Извините, это мы так, между собой. Она вытащила найденный лист бумаги с уже отпечатанным текстом. – Ну что ж… – протянула судья, натягивая очки. – По сути вашего заявления на предмет предоставления временного опекунства… – она прокашлялась, – мною выносится следующее постановление… По примеру Филенко, напоминавшего сидящую статую, Терех напрягся и подался чуточку вперед. Огласить постановление судье помешали: снаружи кто-то резко рванул за ручку двери. Прервавшись на середине фразы, она недовольно посмотрела поверх очков. Порог перешагнул этакий увалень с боксерским подбородком; ее взгляд немедленно потеплел. – Ах, это вы, пан Дмитро! Прошу прощения, но сами видите… Я вас приму буквально через две минуты, не возражаете? Филенко скосил глаза и узнал самого известного в городе адвоката. Но что касается Скубайло, тот уходить, кажется, не собирался. – Да нет, это вы меня скорее должны извинить, ваша честь, поскольку я буду настаивать на присутствии как заинтересованная сторона. Видите ли, я как раз по данному делу. Судья быстро сорвала очки и метнула в него настороженный взгляд. Терех все слышал, но по инерции продолжал строить планы. Скубайло невозмутимо расстегнул кожаную папку. – По поручению моего клиента заявляю протест против назначения опекуном присутствующего здесь пана Тереха. Тут и Терех свирепо просверлил его глазами. Правда, судья сама наблюдала такое впервые. Если бы какой-то новичок, а не известный адвокат, она сейчас же выставила бы его за дверь. – Пан Скубайло, – заметила она сухо, в считанные секунды забыв фамильярный тон и вообще стараясь держать себя построже, – может, вы объяснитесь? Кто ваш клиент и какие у вас все-таки основания для подобных… – она запнулась, подыскивая нужное слово, – беспрецедентных, я бы сказала, заявлений? Но Скубайло уже доставал документ из своей папки. – Будьте добры, ваша честь! Прошу вас ознакомиться вот с этим. Надеюсь, здесь вы получите ответ на все ваши вопросы. Навстречу ему судья нетерпеливо протянула руку. В процессе чтения она стала озабоченно потирать лоб, признак того, что она уже не читает, а думает. В кабинете запала гробовая тишина. Наконец она взяла в руки свое постановление, которое собиралась зачитать, сложила пополам и небрежно сунула в ящик стола. Филенко приготовился к самому неприятному для себя повороту. Судъя снова прокашлялась. – Итак, панове, по существу вашего заявления… Пан Терех, в вашей просьбе предоставить опекунство над акциями компании «Дары недр» вынуждена вам, увы, отказать, – не задерживая ни на ком взгляда, прибавила, тем не менее, твердо. – Извините, но это мое окончательное решение. Филенко дернулся, хотя и ожидал чего-то подобного. – Ваша честь! – он с упреком развел руками. – А мотивы? – Разумеется! – поспешно согласилась судья. – Вы получите письменный ответ. На этом все, панове! *******Олесь долго не появлялся в офисе компании, о нем успели забыть, считая, что он в тюрьме, где ему и положено находиться. Но однажды он снова туда вошел, и не один, а в сопровождении Мельника, адвоката и судебного исполнителя. Секретарша остолбенела. Не обращая на нее никакого внимания, Мельник стремительно проследовал мимо в директорский кабинет. За ним потянулись остальные. Терех сидел надутый за столом. Увидев среди них Олеся, он обо всем догадался в течение секунды. Если бы взглядом действительно можно было испепелять, он первый бы это сделал. Вот сейчас, это была ненависть! Раньше – одно баловство. Настоящая ненависть – бессильная ненависть. Ему-таки следовало прислушаться к советам жены и продать Олеся в рабство чеченцам. Умная стерва! Никогда плохого не посоветует. Между ним и Олесем вырос судебный исполнитель. – Пан директор! У меня в руках постановление суда о передаче всех имущественных прав покойного Ващука Степана Михайловича присутствующему здесь… Терех не стал дожидаться, пока его попросят, и вскочил из-за стола. – Куда же вы, пан директор? Не дослушав до конца? Мельник схватил Тереха за рукав, когда тот хотел пройти мимо. – Вы кое-что забыли вернуть, пан директор, – заметил он с насмешкой и требовательно протянул руку. – Ключи, пожалуйста! Терех скрипнул зубами и бросил ему в ладонь связку, из-за которой Олеся упекли в тюрьму. Мельник тут же вручил их Олесю. – Мы еще с вами увидимся, – многозначительно прошипел Терех ему в лицо, – как-нибудь за ужином. – Сомневаюсь! – весело ответил Мельник. – Похоже, мы с вами теперь ужинаем в разное время! – На вашем месте я бы не стал зарекаться! Схватив свой плащ, Терех стремительно выбежал из кабинета. Угроза повисла в воздухе. Судебный исполнитель закрыл свою папку. – Ну что ж, кажется, я вам больше не нужен. – Благодарю вас! – ответил Скубайло. – Дальше мы и сами управимся. – В таком случае, желаю успехов! Проводив его глазами, адвокат с любопытством взглянул на сейф в глубине кабинета. – Тот самый? – поинтересовался он у Олеся. Олесь подтвердил. – Ну, теперь дело можно считать закрытым, – Скубайло усмехнулся. – Чтобы воровать у самого себя? Такой статьи еще не придумали. Кто пострадавший? Этот, что ли? – кивнул он на дверь, в которую минуту назад выскочил Терех. – Ну-ка! – он снова вернулся к сейфу. – Заглянем? Надо же сделать опись, как положено. Пока Олесь подбирал ключ, Мельник приоткрыл дверь в приемную. Не покидая кабинет, через порог кинул секретарше: – Будьте добры, пригласите на завтра всех акционеров компании. Для представления новому владельцу. |