ГлавнаяКнига 1Книга 2 |
МИРОН ВОЛОДИН "БУМАЖНЫЕ ИГРУШКИ"КНИГА ПЕРВАЯЧАСТЬ ВТОРАЯ (1)Лето в Галиции балует лишь под конец. В один из таких солнечных августовских дней секретарша принесла Бачинскому телеграмму, только что полученную из Австрии. Прочитав текст, он на радостях даже простил ей мужеподобную фигуру фермерши. – Пани Ханна! Как можно скорее пришлите ко мне инженера Тереха! Скорее всего, она и Тереху дала понять, что пан директор в хорошем настроении. Тот явился в ожидании приятных новостей. На столе у Бачинского уже лежал исписанный мелким почерком его тезисный доклад. – Дорогой Гжегож! Собирай совет директоров! Мы наконец-то начинаем реконструкцию. Первая партия оборудования уже отгружена. Гжесь, у меня грандиозные планы! – А деньги? – с недоверием поинтересовался Терех. – Деньги! О Боже, какой цинизм!.. Австрийский промышленный банк предоставил нам кредит на один миллион райхсмарок. Доволен? – Значит, все-таки Ленз Хаммер! – Плевать я хотел на всех Хаммеров, вместе взятых! – Марьюш, но тогда как же… Бачинский похлопал его по плечу. – Ты забыл о моих землях в Австрии. Терех посмотрел на него с упреком. – И что ты с ними сделал? – А ты не догадываешься? Естественно, заложил под кредит. – Ты все поставил на одну карту, то есть на завод! – осуждающе покачал головой Терех. Бачинский нисколько не разделял его беспокойства. – Да, Гжесь! – сказал он, сияя от счастья. – Все, или ничего! Отныне моя жизнь безраздельно связана со Львовом, с компанией. Что поделаешь, такой у меня прескверный характер. – Ты не читаешь газеты, не слушаешь радио? Бачинский равнодушно пожал плечами. – Представь, у меня на это не хватает времени. – Марьюш! – возмутился Терех. – Разве ты не видишь, что творится в мире? Мы на пороге новой войны! Этот Гитлер настроен слишком агрессивно. – Одни слухи! – отмахнулся Бачинский. – Нет, Гжесь, уверяю тебя, я точно не пошел в своего отца. Это он участвовал во всех правозащитных акциях и входил по очереди во все оппозиционные партии. Я же только бизнесмен. Я занят делом, полезным для общества. У меня нет времени заниматься политикой! А деньги, они всегда деньги, что злотые, что марки. – И это говоришь ты?! – Ах, Гжесь! Посмотри: Австрия второй год под нацистами, но банки-то работают, несмотря ни на что, и будут работать до скончания мира, так же, как и промышленность. Банки, это – кровь, промышленность – пища. Ты же не откажешь себе в завтраке, даже если вдруг начнется война! Нет, дорогой мой! Это генералы разрушают, им-то и нужна война, чтобы оставаться при деле. Мы же только создаем! Поэтому мы нужны всегда, и поэтому мне не в чем себя упрекнуть! Терех развел руками, отказываясь дальше спорить. Он уже взялся за ручку двери. – Гжегож! – вдруг позвал Бачинский. Тот оглянулся. Бачинский заговорщически поманил его указательным пальцем. – Ты попрежнему зол на меня за то, что я не позволил тебе уволить Юстину Кметь? Терех на секунду растерялся. Ох, этот Марьюш!.. А у Бачинского уже блестели глаза. – Ничего, я дам тебе возможность для сатисфакции. Вручаю тебе Леонида Гаргаля! Надеюсь, это будет достойная замена? – Что?! Я не ослышался? Бачинский кинул в воображаемого профсоюзного лидера мстительный взгляд. – Ты правильно меня понял. Выставь его на улицу! Сегодня же! И без всяких объяснений! Терех перевел дух. С каждым днем Бачинский удивлял его все больше. С ним, так уж наверняка не соскучишься! *******Ввиду постоянного интереса Бачинский уже знал все трамвайные маршруты и сумел подкараулить Юстину на остановке. Он все расчитал. Когда она подошла, он позволил ей первой себя заметить. – С работы? – натянуто поинтересовалась она. – Как и ты, – ответил он. – Где ты живешь? Он назвал такой район, чтобы им оказалось по пути. Юстина поняла, что им придется ехать одним маршрутом, но, кажется, еще не решила, к лучшему это или к худшему. Она променяла его на Леонида, и теперь ее мучает совесть, догадался Бачинский. Он ликовал: не ему было неловко от этой встречи, а ей. И это чувство он в ней поддерживал, пока они вместе не вышли из трамвая. – Ты со мной? – удивилась она. – А ты разве против? – Нет, – и она ухватилась за его рукав, что означало: теперь они будут снова вдвоем. Он даже готов был простить этого неудачника Леонида Гаргаля, бывшего профсоюзного босса. Лежащих не бъют. Дорогой она пожаловалась, что ничего по сути о нем не знает, это было продолжением примирения. Вот только фантазия на этот раз его подвела, и он воспользовался несколькими случаями из биографии Тереха. – Бедняжка! Не повезло же тебе в жизни! Для Бачинского настал момент истины. Он никогда прежде так не думал. Несчастный Гжегож! – Бедненький ты мой! – повторив снова, она взъерошила его волосы и заставила опустить голову ей на плечо. Это происходило уже в ее комнате. Как и в прошлый раз, он таял от того, как она с ним властно обращалась. *******Бачинский уже знал, насколько обманчивы в ее комнате утренние сумерки, но Юстина сопела, уткнувшись носом в его подбородок, а кончики ее пальцев, подрагивая во сне, едва касались его шеи. Пусть еще немного поспит, решил он и снова закрыл глаза. Правда, поспать им не дали. Вслед за звонком в дверь из прихожей донеслись голоса, топот сапог, а затем весь этот шум и гам переместился под самый порог. На дверную ручку кто-то резко нажал, и тут же они услышали голос тетки, окликнувшей Юстину. Они, потому что Юстина проснулась тоже и как раз протирала глаза, спросонок еще не разобрав, что происходит. Повторившийся стук явно принадлежал не тетке, кто-то хорошо ударил кулаком. – Полиция, открывайте! – раздался требовательный окрик. Юстина с перепугу тут же соскочила на пол и, едва набросив домашний халат, отпустила задвижку. Полицейских ввалилось четверо, один, представившийся следователем, был в штатском. Остроносая мымра настороженно выглядывала из-за их спин. – Юстина Кметь? – поинтересовался следователь так, словно боялся ее с кем-то спутать. – У нас ордер на обыск, – он предъявил бумагу и кивнул полицейским. Те разбрелись по углам. Юстина с недоумением следила за тем, как чужие руки методично перебирали ее скромный гардероб, рылись в ящичках комода, и даже за шкаф заглянули, подсветив спичкой. – Сочинения Ярослава Галана на украинском языке, – вкрадчиво прокомментировал следователь, открывая книгу. – Издано в Киеве… Зачем вы это храните? Ярослав Галан агитирует за присоединение Малопольши к Советской Украине. Вам известно, что его книги запрещены? Бачинский лежал у стены, он не мог встать раньше Юстины, поэтому в тот момент, когда вошли полицейские, он был еще в постели. Тетка после нашествия полиции уже ничему не удивлялась. – Пан следователь! – полицейский с отличиями капрала торжественно вытащил из шкафа сверток алой материи с свисающей бахромой. Все замерли. Настала очередь Бачинского, он уже мог спустить ноги на пол, не рискуя отдавить их под каблуками полицейских. Тем временем капрал развернул полотнище, показавшееся огромным в тесной комнате. Дразняще заалел кумачовый стяг с золотистой вышивкой в виде серпа и молота. Бачинский с горьким упреком посмотрел на Юстину: во что она его втянула? Рот следователя искривила саркастическая ухмылка. Тетка на сей раз схватилась за голову. Но в этот момент ей пришлось потесниться, один из полицейских оттер ее к стене. – Пани, прошу в сторонку! Пропустите пана инспектора! Полицейские тоже почтительно расступились, образуя проход. Не случайно понадобилось потревожить тетку: инспектор был такой тучный и важный, что Бачинский невольно сравнил его с Черчиллем. Инспектор знаком велел не обращать на него внимания. Насколько это было возможно. Следователь повернулся к Юстине. – А это как вы можете объяснить? – спросил он подозрительно мягким тоном. – Не доказано, что она собиралась использовать его по назначению, – вмешался Бачинский, стоя босиком на голом полу. Следователь раздраженно дернул шеей. Его вежливость как рукой сняло. – Тогда может, она объяснит, для чего? – Не отвечай, – предупредил Бачинский, – ты не обязана. Инспектор окинул его изучающим взглядом с головы до ног. – Какое у вас образование? – спросил он; они впервые услышали его голос. – Экономическое. – Магистратура? Где вы его получили? – В Оксфорде, – ответил Бачинский, надевая штаны. С секундной задержкой, теперь уже Юстина пристально посмотрела ему в глаза. – Ваше имя? – продолжал инспектор. – Марьян Бачинский. Юстина прикусила губу. Это имя задело ее больше, чем обнаруженный флаг. Инспектор неспеша качнул головой. – Сын депутата Бачинского, исполнительный директор стекольной компании? Бачинский подхватил носок, торчащий из ботинка. – Да, – подтвердил он на одном выдохе, в чем инспектор, видимо, не нуждался. – Прекрасно! – подитожил тот и после небольшой паузы кивнул, отдавая приказ. – Обоих в комиссариат! Бачинский нагнулся за вторым носком. *******Их поджидал полицейский фургон с зарешеченными окнами. От водителя задний салон отделяла стенка с маленьким окошком, на нем была такая же решетка. На улице собралась толпа зевак, с живым интересом наблюдавшая, как обоих вывели на улицу и усадили в фургон. Вместе с ними в заднем салоне уселись конвоиры, но Бачинского это не смутило. Наконец-то он получил возможность высказаться. – На кой черт тебе сдался этот флаг? Ты что, революцию собралась устраивать? Полицейские переглянулись. Которые помоложе, те не смогли удержаться от ухмылок. – Леонид как-то попросил спрятать, – призналась Юстина. – Я и думать забыла о нем. – Еще хорошо, что не пулемет! И так я по уши в дерьме, – вздохнул он. – Выкручивайся теперь! Она наивно удивилась. – Ты только что уверял, что нам за это ничего не грозит. – Тебе! – поправил он. – Я имел ввиду тебя, дорогая! – Что ты этим хочешь сказать? – То, что уголовного преследования нам с тобой, скорее всего, удасться избежать. Но моя репутация!.. – Разговаривать запрещено, – несколько запоздало вмешался капрал. – Ах вот что тебя заботит?! – вдруг разозлилась она, совершенно игнорируя предупреждение капрала. – Подумать только, нас везут в тюрьму, а его лишь одно беспокоит: чтобы об этом не узнали! А мне чихать! Пускай весь город знает! Я пострадала за правду, мне нечего стыдиться. Наоборот, отныне я буду ходить с гордо поднятой головой. – Вздор! Что значит твоя голова против репутации компании! Теперь, если и удасться ее спасти, то разве что ценой моей отставки! Юстина истерично рассмеялась. – И поделом! Все вы эксплуататоры! Используете трудящихся для своей наживы, мне ничуть вас не жалко! Вы, капиталисты, только и думаете о том, как потуже набить себе мошну! У Бачинского глаза полезли на лоб. – Повтори, пожалуйста, еще раз! Где ты этого набралась?.. Ах да! Вижу, знакомство с Леонидом не прошло для тебя даром. – Леонид – свой парень, он-то как раз не сделал мне ничего плохого. – А что я тебе плохого сделал? – Ты? – она растерялась лишь на мгновение. – Да все вы на одно лицо! Что Зёлецкий, что ты. Поляки, австрийцы. Вы все ведете себя как завоеватели. Притесняете бедный украинский народ. – Зёлецкий? Какой же он поляк? Он еврей. По крайней мере, его бабка бегала в синагогу. Похоже, ему удалось загнать ее в тупик. – Из него такой же поляк, как из меня австриец, – продолжал он убежденно, стараясь перехватить инициативу. Спор был его коньком, там он никому не позволит уложить себя на лопатки, не то что в ее кровати. – Хаммеры мне не родня. Мой дед отвернулся от меня еще до моего рождения. Мой отец сделал из меня греко-католика. Черт возьми, я даже немецкий учил по книгам! Он надеялся хотя бы в одном этом разубедить Юстину, но она лишь заметила едко: – Традиции угнетателей передаются вместе с заводами. Бачинский хмыкнул. – Ах ну да, конечно! – протянул он с насмешкой. – Между нами нет и не может быть ничего общего, – настаивала она. – И не было? – Ты меня обманывал! – возмущенно бросила она. – А что, стоит мне нахлобучить рабочую кепку, как я становлюсь другим человеком? – Ну хватит болтать! – выглянув в окно, повысил голос капрал. – Уже подъезжаем. Глядишь, из-за вас и нам достанется! *******К вечеру Бачинского освободили. При выходе его дожидался Зёлецкий. – Марьюш! Ну слава Богу! Наконец-то! Бачинский немедленно очутился в его тесных объятиях. – Еле добился, чтобы тебя выпустили сегодня же, – продолжал Зёлецкий. – Ты себе даже не представляешь, через что мне пришлось пройти! В мое время такой бюрократии еще не знали… Я хочу сказать, при ваших Габсбургах, – прикрывшись ладонью, заговорщически шепнул он ему на ухо… – Вам туда, – кивнул в сторону выхода дежурный на развилке коридоров. Зёлецкий по своей привычке жалобно заглянул Бачинскому в лицо. – Мне стоило труда уговорить инспектора замять это дело даже несмотря на то, что мы с ним друзья. – Они не имели права! – возмутился Бачинский. – Им все равно нечего было предъявить. – Знаю, знаю, – принялся вздыхать Зёлецкий. – Но эти тупоголовые полицаи! Попробуй с ними сладить!.. Ну да все позади! Осталось лишь позаботиться о том, чтобы не пронюхала пресса. Сейчас это самое главное. Ты же знаешь этих репортеров, они еще и раздуют… Связь директора компании с коммунистами! Настоящая сенсация! Хлебом их не корми… Я уже не говорю про совет директоров. Представляешь, как они отреагируют? Особенно этот Шмельц. Да, придется снова употребить мое влияние на полицию. Малейшая утечка, и все пропало! Еще один полицейский у выхода распахнул перед ними дверь. – Уф! Насколько свободнее дышится! – Зёлецкий помахал рукой у своего носа. – Ее тоже освободили? – Ее освободят завтра. Извини, Марьюш, – он развел руками. – Я не Господь Бог. И так пришлось сделать невозможное. Никто не назвал Юстину по имени, но один давно ждал этого вопроса, а второй долго не решался его задать. Бачинский задержался на ступенях, ослепленный солнцем последних дней уходящего лета. На улице перед входом в комиссариат стоял его автомобиль, черный «Паккард». В его отсутствие Зёлецкий быстро прибрал к рукам власть. Даже на его машине приехать не постеснялся. После отставки, в которую Бачинский его отправил, он кипел энергией. Неужели всерьез расчитывает, что я не догадаюсь, думал Бачинский. Надо же, и полиция нагрянула с обыском именно тогда, когда он заночевал, и даже инспектор приехал убедиться собственной персоной. Сами говорите, ваш друг. – Я был несправедлив к вам, пан Станислав. – Да что там, Марьюш, какие, право, между нами счеты! Это все уже история. Давай-ка лучше думать о будущем. У нас впереди много совместной работы. – Да, пан Станислав, несомненно! Терьерский взгляд Зёлецкого таил упрек: и как ты мог такое подумать! Нет, понял Бачинский, он знает, что я знаю. Боже, какая идиллия! |