ГлавнаяКнига 1Книга 2 |
МИРОН ВОЛОДИН "БУМАЖНЫЕ ИГРУШКИ"КНИГА ПЕРВАЯЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ (1)1991 год навсегда запомнится позорной кончиной эпохи коммунизма и развалом Союза. Дети не имели с чем сравнивать, для них так или иначе лучшие годы оставались впереди, но они смотрели на взрослых и думали так, что если те настолько взволнованы, значит, оно того стоит. Праздник, он всегда праздник, даже если в силу возраста не знаешь, зачем он нужен. Стоял теплый сентябрьский день, «бархатная» осень, типично львовская погода. Трое мальчиков вместо того, чтобы сидеть за партами в школе, подсчитывали деньги, вырученные от сдачи бутылок, здесь же, у стеклотарного павильона. Старшему было лет шестнадцать, младшему – одиннадцать. Братья. Правда, лицом они тоже отличались, не только возрастом. Во всяком случае, поглядев на младшего, приемщица, видевшая первых двух и раньше, растроганно поинтересовалась: «Кто этот милашка?» Старших она так ни разу еще не назвала. Но было и нечто общее, сводившее разницу на нет: они, похоже, соревновались между собой в неряшливости, а симпатяга младший дал бы форы любому. Порванная местами, засаленная курточка со старшего брата, штаны, вывалянные где-то. Причесывать волосы маленький бродяга не утруждал себя, как видно, даже по утрам. Серыми от вьевшейся грязи пальцами он мог преспокойно ковыряться в носу, и никому не приходило на ум его остановить. Приемщица только вздохнула: ее бы так вот болтались без присмотра! И вроде бы ничего детишки, особенно младшенький, но при таком воспитании что из них может вырасти? А ведь она, занятая обслуживанием очереди, еще не слышала их комментарии, вроде этого: – На бутылках много не заработаешь. В этом парке своих бомжей хватает. А то нарвешься, так еще и прибъют невзначай. Нужно идти на светофор. С тем они и отправились на оживленный перекресток, где жестокое соперничество вели между собой восемь потоков машин. – Олесь, давай! – приказал старший, Левко. – И не ленись, проси как следует. Покажи, чему тебя учили. Олесь не торопился. – Сам бы показал! – проворчал он, исподлобья взглянув против солнца на старшего брата. – Он уже большой, – примирительно пояснил другой, Дмитрик. – Ему не дадут. А ты маленький. – Ну, что? – язвительно продолжал Левко. – Да уж, это тебе не в школе учиться! Отличник ты наш! Пятерка у него, видишь ли, по арифметике. Способный парень! Считать до миллиона научился. Ну давай! Сосчитай, сколько у тебя денег в кармане? – он дал ему подзатыльник. – Миллионер! Тебе и до пяти никогда считать не придется. Боясь получить во второй раз, Олесь опасливо отступил назад. Но Левко это лишь подзадорило. – Хочешь еще? Олесь отрицательно мотнул головой. – Ну так делай, что велят! – повторил Левко. – Видишь иномарку? Живо туда, и без денег не возвращайся! А то расскажу отцу, он с тебя в два счета шкуру сдерет. Упоминание об отце подействовало куда лучше. Олесь перелез через турникет, выбежал на проезжую часть и робко вошел в узкий просвет между двумя рядами машин, ожидающих перед светофором. Через открытое окно «Мерседеса» увидел он профиль надутого господина в дорогом костюме, прижимавшего локтем кожаную папку. Воображаемый голос отца придал ему храбрости. Господин, не сказав ничего, строго на него посмотрел, потянулся к кнопке, и стекло плавно поползло вверх, отделяя его от маленького попрошайки. Олесь едва успел отдернуть руку. Небо отразилось в боковом стекле, и он перестал видеть находившихся внутри. *******Отливающий блестящей краской «Мерседес» уверенно катил в потоке машин к центру города, никуда не сворачивая, только прямо, только вперед. Рядом с водителем сидел Степан Ващук, владелец преуспевающей компании. К бедру он прижимал кожаную папку, в которой находились документы, обосновывающие его притязания на участие в строительстве газопровода. Дело обещало стремительный взлет и было настолько значимым, что он думал о нем всю дорогу от своего офиса, пока его не отвлек неопрятный мальчуган лет одиннадцати, бесцеремонно просунувший ладонь в открытое окно. В ту минуту его сердце сжалось, но Ващук заглушил в себе неожиданный порыв и поднял оконное стекло. Мальчишка остался ни с чем. Ващук поймал его разочарованный взгляд, хотя тот едва ли видел его снаружи сквозь блестевшее стекло так же отчетливо, как видел бродягу он сам. Водитель сунул руку в карман. – Нет! – запретил Ващук. – Не смей ничего давать! – Так ребенок ведь! – растерянно произнес водитель. – Вот именно! Родители-алкоголики посылают детей собирать милостыню, а затем отнимают деньги и покупают на них водку. Знакомая история. – Это правда, – подхватил водитель. – Но детей избивают, если они не приносят денег. – Вот! Вот потому я всегда против! Единственный способ с этим покончить – не давать ничего. – Никому не давать? – недоверчиво переспросил он. – Ну а как же быть с теми, кому на самом деле нужна помощь? – А об этом спроси у первой половины. Попрошайка исчез, водитель смущенно ссыпал монеты обратно в карман. Ващук взглянул на светофор. – Зеленый! Поехали! *******Обескураженный неудачей и не в лучшем ожидании Олесь перешел к следующему автомобилю. Протянул руку, но по неопытности не догадался подождать, пока дама наскребет в сумочке кое-какую мелочь. Собственно, он уже получил по носу, и расчитывал получить еще раз. Первый опыт всегда много значит. Братья, наблюдавшие издали, только посмеивались. – Ладно, чего уж там! – сказал Левко. – Толку с него, как с козла молока. С самого начала было ясно. – Что будем делать? – Есть одна идея. Дмитрик заглянул в его хитро прищуренные глаза. – Рулетка! – выдохнул тот. – Играть на последние деньги?! Левко пожал плечами. – Ну и что! Все равно поколотят, мы же и половины не собрали того, что должны были, так какая разница? Зато если поставить все на кон, появится шанс. Тот задумался. Логика оказалась непобедимой. Братья уже представляли себя в выигрыше. Они гурьбой двинулись к подземному переходу, в котором предприимчивые молодые люди соблазняли прохожих обещанием мгновенной удачи. Тех, кто выиграл, тут же дожидался лоток с мороженым. Первый заход братья проиграли, второй выиграли, третий тоже, а на четвертый проиграли все. Ну или почти все. Сунув руку в карман, Левко выгреб последнюю мелочь. – Не надо! – Дмитрик своей рукой заставил его сомкнуть пальцы в кулак. – Ну, не надо, так не надо! – охотно согласился Левко и, подойдя к лотку, купил мороженое, одно на троих. На большее денег не хватило. *******Маленького попрошайку на дороге Ващуку долго не удавалось забыть, несмотря на важное дело. А все, конечно, возраст: его сыну сейчас могло быть столько же. Он плотнее поджал губы. Незачем бередить прошлые раны. Ни Галину, ни сына уже не воскресить. Хотя отношения с Галиной и не складывались в последнее время, но едва она ушла из жизни, как появилось ощущение того, что все-таки он что-то потерял. Ну вот, разозлился он на себя, называется, решил не думать. Он сидел в просторной приемной городского головы, бесстрастно рассматривал ковер и ждал своей очереди, когда секретарша предложит ему войти в кабинет. Наконец дверь открылась, оттуда вышли люди. Секретарша взглянула на Ващука. – Пожалуйста, можете зайти. Разложив перед головой страницы проекта, он видел, как тот перебегал глазами от строчки к строчке, выискивая цифры с обозначением карбованцев. В кабинетной тишине громко шелестела бумага, да пуговицы на рукавах его пиджака бряцали, соприкасаясь с поверхностью стола. Раздался телефонный звонок. Голова долго объяснял что-то по телефону, затем положил трубку и без всякой паузы заговорил о проекте, втупившись в расчеты и обращаясь теперь уже к Ващуку. Ващук и не заметил, когда это произошло. Для них с Галиной была тяжелым испытанием первая неудачная беременность. После чего ей долго пришлось лечиться, и они уже потеряли надежду завести ребенка. Наверное, это и стало причиной, почему он от нее ушел. Их больше ничего не связывало, так что Здебский подвернулся очень кстати. Но потом, как обычно бывает, когда мосты сожжены, его стали одолевать сомнения. Возможно, если бы он не уехал, она, по крайней мере, была бы жива. Так во всяком случае он считал. Она не оставила даже записки. Ей не к кому было обращаться. Да и незачем, все и так ясно. Время залечило рану, все реже он терзал себя упреками, и только сегодняшний ребенок заставил его вспомнить то, чего уже нельзя было вернуть. Как шелест бумаги, так и голос городского головы, звучал себе и звучал. – ...Конечно, на этой цифре можно было бы остановиться. Но я не вижу сметы на земляные работы. Или все вошло в одну строку?.. Голова внимательно посмотрел на посетителя. – Вы меня совершенно не слушаете, или мне это только кажется? – спросил он в безмерном удивлении. *******– Придется отправить его назад в колонию, – угрюмо заявил отец семейства о старшем, шестнадцатилетнем сыне, повернувшись к нему спиной, – на перевоспитание. Он был совершенно не в настроении. Голова гудела после вчерашней пьянки, но даже опохмелиться было нечем. Сам виноват, что не оставил про запас, ведь знал же, но какого черта эти лентяи шлялись вчера целый день и ни копейки в дом не принесли! Да нет же, не может такого быть, чтобы не заработали, просто опять потратили на сладости и жевательную резинку! А в доме хоть шаром покати. Квартира была еще хуже предыдущей. И даже квартирой это не назовешь: во-первых, полуподвал, а во-вторых, где это видано, чтобы одно большое помещение служило и гостиной, и спальней для всей семьи, а еще кухней и ванной? Только туалета не было, к счастью, туалет находился во дворе. Бомбоубежище, иначе не скажешь. Нет, квартиру-то им дали, как многодетной семье, но они тут же сдали ее в наем, а сами за малую часть вырученных денег сняли эту конуру. Такой вот бизнес. – Отправлю его в колонию, – повторил отец. – По крайней мере, одним ртом будет меньше. – Не отправишь! – завопил Левко. – Отправлю, – повторил отец убежденно. – На кой ты мне тут нужен? Старое выражение «ругался, как сапожник» по отношению к нему было неуместно. Сапожникам до него было далеко. Никаких ограничений на лексику. Сестренки привыкли и принимали это как должное. Сын с испугу поискал глазами вокруг себя. – Ну тогда вот его лучше отдай, Олеся. С него и так никакого проку. Он только учиться любит. От парты не оторвать. – Вранье! Не люблю я учиться! – защищаясь, возмутился Олесь. – Любишь, любишь! Это все знают. Олесь поймал его злорадный взгляд. Он нагнулся за портфелем, достал оттуда дневник. – Нате, глядите! – с гордостью раскрыл на последней странице, где красовалась огромная, на полторы строки, двойка по украинскому. Дмитрик округлил глаза. – И правда, пара! Но Левко сдаваться не хотел. – Так ведь то было вчера! – ткнул он пальцем в дневник. – А кто хныкал, что не выполнил домашнее задание из-за того, что весь позавчерашний вечер его заставили простоять на стреме, пока мы для одного барыги таскали кирпичи со стройки? Да если бы не это, он бы наверняка все выучил. У, зубрилка! – Левко замахнулся крепко сжатым кулаком. Олесь с обиженным видом захлопнул дневник. Надо же, никто ему не верит, ни учительница, ни эти... Зато отец очень удивился. За пять лет школы он впервые услышал об успехах своего младшего. – Любит учиться? Ну что ж, тогда мы его в училище отдадим. Пускай с пользой учится, а не так себе. Сделаем из него сантехника. Будет сантехником, как его дед... Чего ржете? Они хорошие деньги заколачивают. Может, и я на старости лет заживу наконец! – Как же! – фыркнул Левко. – Держи карман! Отец выпучил глаза, расценив это по-своему. – Ах вот как, значит! Выходит, правда, что вы деньги прячете? Он потянулся за ремнем; жаль, что вчера с пьяных глаз не удалось заняться воспитанием. Левко быстро сообразил, к чему этот жест, но в нем тоже разыгралась кровь, и вместо того, чтобы пойти на попятную, он неожиданно взбунтовался. – Сам бы лучше работал! Нашим трудом живешь! Нашел себе рабов! Отец медленно и тяжело развернулся к нему. Левко видел: тот наливался кровью, будто пощечину получил. Вот и Левко вобрал голову в плечи, успев пожалеть о своей дерзости. – Ах ты!.. Ремень просвистел над ухом сына и резанул по краю стола в том месте, где только что была его рука. – Сопляк! Так-то ты с отцом разговариваешь?!.. Да вы мне по гроб обязаны! Я вас родил, я дал вам жизнь, этого что ли, мало?.. Да я тебя!... – он снова замахнулся. И на этот раз Левко увернулся, спрятавшись за стол. – Я не то хотел сказать! – с перепугу закричал он. – Ты у меня узнаешь!.. В третий раз ремень больно огрел его по спине, когда Левко замешкался на пороге. – Завтра же в колонию отправлю! – вдогонку пообещал отец. Вернувшись, он устало опустился на табурет. Дети притихли и вообще старались поменьше напоминать о себе. Но он все-таки хмуро обвел их взглядом. – Ну что, видели? – рукой, не выпускавшей ремень, показал он на дверь. – Будет и вам наука! Я вас произвел на свет, так что вы у меня в долгу до конца жизни! – он горестно покачал головой. – А еще называется, родной сын! Ладно бы, этот! – он недоброжелательно взглянул на самого младшего, Олеся. – Ох, глаза б мои не смотрели! Спроси лучше у своей матери, где она тебя нагуляла? |